имении Алексей Константинович Толстой, на здешних болотах он стрелял уток, и над ними мелькали бирюзовые спинки его страшных стрекоз. Именно в связи с Поповкой, по свидетельству Ахматовой в разговоре с Лукницким, упоминается “зеленое драконье болото” в стихах Гумилева.)
Маленького беглеца не наказали – напротив, “возвращение блудного сына было, как и полагается, пышно отпраздновано”. Коле даже подарили книжку с картинками и игрушечный лук со стрелами. У такого мягкого отношения к нему были свои причины.
Меня очень баловали в детстве… Больше, чем моего старшего брата. Он был – здоровый, красивый, обыкновенный мальчик, а я – слабый и хворый. Ну, конечно, мать жила в вечном страхе за меня и любила меня фантастически…
Гумилев и в этом случае делает ударение на том, как он, в сравнении с братом, необыкновенен и любим. Материалы Лукницкого подробнее говорят о “хворях” будущего поэта. Гумилев в детстве (до пятнадцати лет) страдал постоянными головными болями; он был болезненно возбудим, мучительно переносил любые внешние впечатления (например, уличный шум). За приступами головной боли следовал тяжелый сон. За мальчиком наблюдали врачи, знакомые отца (Квицинский, Данчич), но помочь ему не могли. Возможно, на его состоянии сказалась детская травма (о которой упоминает А. С. Сверчкова): ему было несколько месяцев, когда подвыпившая нянька уронила его, причем ребенок, упав, напоролся лицом на стеклянный осколок (нянька лакомилась хозяйским хересом, отбивая горлышко у накрепко закупоренных бутылей). Шрам остался на всю жизнь. (Не та ли это нянюшка Мавра Ивановна, что, по В. К. Лукницкой, была очень привязана к мальчику и прожила у Гумилевых четыре года?)
К тому же еще в детстве у Гумилева развилось косоглазие, которое до конца жизни было одной из характернейших примет его внешности, из-за которого он долго считался негодным к военной службе. Косые глаза, конечно, не делали мальчика краше. Все подростки (независимо от пола) болезненно переживают свое “уродство”, но у Гумилева эти переживания были особенно мучительны, о чем он тоже – с юмором – рассказывал Одоевцевой.
“Самые гордые мечты” у слабого, болезненного, некрасивого мальчика – ситуация довольно обычная… и достаточно драматичная. Результат почти всегда – уязвленное самолюбие, тяга к самоутверждению. Опять процитируем разговор с Одоевцевой:
Я мучился и злился, когда брат перегонял меня в беге или лучше меня лазил по деревьям. Я все хотел делать лучше других, всегда быть первым… Мне это, при моей слабости, было нелегко. И все-таки я ухитрялся забираться на самую верхушку ели, на что ни брат, ни дворовые мальчишки не решались. Я был очень смелый. Смелость заменяла мне силу и ловкость.
Почему-то Одоевцеву не удивляло, что “конквистадор”, воин, путешественник был в детстве слабым и болезненным ребенком. Ее удивляло другое: то, что этот “штатский, кабинетный, книжный” человек в самом деле был воином и путешественником. “Лист опавший, колдовской ребенок”, косоглазый, болезненный, нелюдимый царскосельский
