деньги, сэр, если они приносят так много горя, как принесли вам. Да и едва ли у вас что осталось сэр, я про деньги – не горе. Думаю, их у вас просто нет. А вот горе притягивает меня.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. У тебя фатальная слабость к проклятым, так?
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. К заблудшим, возможно. Похоже на то.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. То есть ты различаешь заблудших и проклятых? Разве проклятые – не заблудшие?
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Проклятые – заблудшие, но не все заблудшие – проклятые.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты – умная девочка, этого у тебя не отнимешь. И очень красивая, для такой тщедушной. Твоя красота тревожащая, проникает в душу.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Вы боитесь моей красоты?
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Я научился бояться всего, чего хочу. (Пауза). Предлагаю тебе сделку. Я перестану пить и пойду в постель, если ты пойдешь со мной.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Если хотите, я помогу вам лечь в постель.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Джейн?
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да?
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Может, тебе не следует?
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Может, и не следует. Но я пойду.
(Они смотрят друг на дружку).
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты свалишься в бездну, Джейн.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Значит, свалюсь.
ДЖЕЙН ЛЭМ. В ну ночь она разделила его постель, а потом делила каждую ночь, и в положенный срок родила дочь, Мэри. Но после родов открылось кровотечение, которое не могли остановить.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Я умираю, Оуэн.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты не умираешь. Я исчерпал свою квоту убийств. Три – магическое число. Больше смертей не будет.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Ты должен позаботься о нашей дочери.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Сама будешь о ней заботиться. Со смертными пользы от меня никакой. Ты должна жить, а не то ребенок умрет.
ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Поклянись мне, что будешь заботиться о ней, любить ее и ни в чем не винить.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Я не поклянусь. Я не даю тебе разрешения на смерть. Не позволяю тебе умирать, женщина.
ДЖЕЙН ЛЭМ. Но моя бабушка умерла, и Оуэн Пендрагон горевал, как душа в аду.
ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ребенок убил ее. Нет. Я должен любить ребенка. И все-таки я ненавижу это существо. Но и нет у меня к нему ненависти. Но самое лучшее – ненавидеть ее, потому что она тоже может умереть. Это проклятье, с какой стороны ни посмотри. При любом раскладе я проклят, отныне и навеки. Я не должен винить ребенка. Убил ее Бог. Именно Бог заманил меня в кошмар влюбленности в смертную. Будь я проклят и ввергнут в еще худший рай, чем этот, если я когда-нибудь еще совершу эту глупость.
ДЖЕЙН ЛЭМ. И однако, он любил ребенка, и распространил слух, будто она – сирота, дочь дальнего родственника, и это позволило ему дать ей фамилию Пендрагон, чтобы она смогла унаследовать его земли и состояние, каким бы оно ни было. В деревне Пендрагон все знали правду, разумеется, но никто никому ничего не рассказал, потому что последнего властителя Пендрагон-Касла не только боялись из-за его вспыльчивого нрава, но и жалели за выпавшие на его долю страдания. Вот так моя мать и выросла в темном, старом тюрьме-замке.
(ОУЭН
