пропускал платок между пальцев взад-вперед, видел также, что его глаза устремлены на человека у двери.
Фредерик повернулся на кресле боком, вытянул и скрестил ноги, словно хотел просто усесться поудобнее. Теперь он мог держать в поле зрения одновременно Макиннона и человека у двери; последний едва заметно пальцем поманил лакея. Лакей пригнулся, слушая блондина, а он опять взглянул на Макиннона и вроде бы что-то сказал о нем лакею. Фредерик знал, что Макиннон тоже видел это, и, когда лакей, кивнув, вышел, заметил, что фокусник пошатнулся. Теперь, по-видимому, в зале оставалось лишь три человека, которые имели значение: блондин возле дверей, Макиннон и Фредерик, наблюдавший эту необыкновенную дуэль: здесь столкнулись в поединке две силы воли.
Публика уже понимала: что-то не так. Макиннон словно застыл, платок в его руке вяло висел над столом, лицо стало ужасным, призрачным; вдруг он совсем выпустил платок из рук и, пошатываясь, отступил назад.
Музыка смолкла. Пианист растерянно поднял глаза. Макиннон стоял, держась за занавес в наэлектризованной тишине, и наконец с трудом выговорил:
– Прошу прощения… мне дурно… вынужден покинуть сцену…
Отвернув занавес, он скрылся.
Публика была слишком воспитанная, чтобы реагировать бурно, однако комментарии посыпались градом. Пианист по собственной инициативе стал наигрывать легкие вальсы, леди Харборо поднялась со своего кресла в первом ряду и шепотом совещалась с пожилым господином, возможно, это был ее муж.
Фредерик сидел, постукивая пальцами по подлокотнику, и наконец принял решение.
– Чарли, – сказал он спокойно, – вон тот парень у двери, крупный блондин. Разведай, кто он такой. Сможешь? Имя, положение, чем занимается – словом, все что удастся.
Чарльз кивнул:
– Но что ты…
– Я собираюсь проследить за ним, – ответил Фредерик.
Он встал и пробрался к леди Харборо. Она стояла у фортепьяно рядом с пожилым джентльменом; казалось, она отчитывала лакея. Гости, по крайней мере большинство из них, вежливо смотрели в сторону и беседовали друг с другом так, как будто ничего необычного не случилось.
– Простите, миледи, – сказал Фредерик, – Не хочу прерывать вашу беседу, но я врач, и если мистер Макиннон плохо себя чувствует, возможно, мне следовало бы попытаться оказать ему помощь.
– О! Какое облегчение! – воскликнула она, – Я как раз собиралась послать за доктором. Пожалуйста, идите к нему, лакей вас проводит, доктор…
– Гарланд, – сказал Фредерик.
Чопорный туповатый лакей в напудренном парике и белых чулках равнодушно моргнул и едва заметно склонил голову. Покидая вслед за ним бальный зал, Фредерик услышал голос леди Харборо, распорядившейся вернуть оркестр, и увидел Чарльза Бертрама, который беседовал с кем-то, обернувшись назад.
Лакей провел Фредерика через холл,
