глядела на всех окружающих осоловевшими глазами. Тосты при этом она поддерживала, пить – пила, но уже не полными стаканами, а небольшими глотками. Закусывать – закусывала, но речи не произносила и не вставала, а всё глубже и глубже погружалась в кресло и в состояние глубокого алкогольного опьянения.
Далеко за полночь, когда большая часть руководителей Совета уже «лыка не вязала», матрос Камень оторвал Зойку Три Стакана от кресла, в которое она погрузилась полностью, как топор в воду, взвалил её на свои плечи и понёс по коридору в кабинет председателя исполкома. Так закончился первый день того, что в дальнейшем попало в учебники по глуповской истории как неудачная попытка свержения Временного комитета.
Реакция
Эти бурные события не изменили привычного хода событий в Глупове. На следующее утро первыми, как всегда, проснулись петухи, а за ними – глуповцы. Умывшись и позавтракав, они потянулись кто куда (глуповцы, а не петухи).
Единственная дочь Ани-Анимикусова Елизавета, проснувшись, как обычно, в одиннадцатом часу утра, откушав кофию со сдобными булочками и со сливками, переодевшись в свежую смену платья сестры милосердия, специально для неё пошитую из батиста и шёлка, отправилась в гимназию, которая по случаю войны была превращена в госпиталь. Поскольку гимназия была построена на деньги её отца князя Ани-Анимикусова, то князь и закрыл гимназию под лозунгом «Всё для фронта, всё для победы». А на месте гимназии устроил госпиталь своего имени. Именно из этой гимназии попал в Глуповскую Думу и учитель географии Хренский. Елизавета отправилась в госпиталь не одна, а в сопровождении отца-настоятеля Сигизмунда и некоторых чиновников медицинского ведомства.
К её приходу врачи и медсёстры, как всегда, срочно проветривали помещения, открывая настежь все двери и окна, – Елизавета очень плохо переносила запах пота и грязных мужских тел. Бани и помывочных корпусов при гимназии, превращённой наспех в госпиталь, не было, и раненые солдаты, неделями не мытые, пахли уж очень нехорошо. Находчивый главврач легко нашёл решение проблемы – утром сразу же после подъёма больных, приёма ими пищи и удовлетворения иных гигиенических надобностей в здании гимназии настежь открывали окна и двери – независимо от погоды, – выветривая нехорошие запахи, и закрывались они только тогда, когда Елизавета ступала на крыльцо госпиталя. Не беда, что во время этих проветриваний раненые, укрывшись с головой тонкими одеялами, испытывали страшный холод, а часть из них подхватывала ещё и всякие простудные болезни и воспаления. И немало уже выздоравливающих воинов полегло от этой ежедневной процедуры в глуповскую землю от бронхитов и воспалений лёгких. Но тот небывалый энтузиазм, который они, по свидетельству глуповских историков конца ХХ века, испытывали от посещения их Елизаветой, с лихвой перекрывал все простуды и воспаления. Именно благодаря этому энтузиазму, да ещё и трогательной заботе Елизаветы о страждущих воинах и объяснялся высокий процент тех солдат, которые, не долечившись, устремлялись на фронт со словами:
– Не
