того. А для мужчины такой поворот событий, вероятно, естествен и ни в коем случае не отменяет его высоких чувств. Я доступно объяснила свои суждения?
– Весьма, – сухо сказал Максим Модестович, на этот раз посмотрев прямо в лицо Анне. Та ответила открытым, спокойным взглядом.
– Что ж… Час поздний, а вы устали, Анна Николаевна. Надеюсь, мы обо всем договорились. Честь имею.
– До встречи, друг мой, – произнесла Анна в спину уходящему Анциферову.
Когда за ним закрылась дверь, она молча, тяжело, словно разом лишившись сил, опустилась в глубокое кресло и шумно вздохнула. Некоторое время Анна сидела неподвижно. Затем вдруг усмехнулась – жестко и зло. Вытерла глаза, встала и отправилась спать.
Когда Газданов и Черменский вышли из дома графини Грешневой, Столешников переулок был совершенно пуст. Снег валил тяжелыми хлопьями, и, казалось, две шевелящиеся стены отделяют переулок от Тверской и от Петровки.
– Как, однако, шутит судьба, Черменский, не правда ли? – усмехнулся Газданов, на его ястребином лице ярко блеснули красивые, ровные зубы. – Кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь, в Москве, и через десять лет? Не хотите ли отметить встречу? Я в гостях и не пил ничего: боялся испортить мнение графини о себе…
Черменский улыбнулся, подумал и кивнул.
– Едем к Ренье?
– Лучше к Осетрову, в Грузины, ближе.
– Идет. Извозчи-и-ик!
Через минуту извозчичьи сани уносили двух встретившихся сегодня товарищей сквозь снежную завесу к ресторану Осетрова.
Они познакомились двенадцать лет назад, когда оба, восемнадцатилетние, пришли из разных кадетских корпусов в Александровское военное училище на Знаменке и быстро стали дружны. Этому не помешало то, что отцом Владимира являлся знаменитый боевой генерал, герой Первой Турецкой кампании Дмитрий Черменский, известный всей России, а Газданов был отпрыском обнищавшего осетинского князя, богатство которого составляли лишь старинная турецкая сабля и несколько рысаков в разваливающейся конюшне. Сандро страстно любил лошадей, обожал джигитовку, в манеже доводил товарищей до восторженного воя, выделывая на «мастодонтах» невероятные трюки, множество раз бывал наказан за эти вольности, но даже ротные офицеры восхищались мастерством молодого человека.
– Газданов, почему вы не пошли в кавалерийское?! Или в цирк, по крайней мере? – спрашивал начальник роты капитан Дятлов, с ужасом наблюдая какую-нибудь «чертову мельницу» на спине флегматичного ротного сивки. – Там вам самое место, а меня от ваших м-м… эквилибров скоро родимчик хватит! Слезайте с сивого, вам говорят, он уже икает с перепугу! Марш под арест до вечера, и чтоб я более не видел на занятиях в манеже ничего подобного! Который раз вам сказано!
– Слушаюсь, господин капитан! – лихо отвечал Газданов – и под громовое «ура» всей роты спрыгивал с ошалевшего сивого путем заднего сальто-мортале. – Черменский, дайте что-нибудь почитать, не то помру в карцере с тоски!
