времен сотворения мира, квартиры большие, но коммунальные – с грязными вонючими коридорами, шумными кухнями и тесными комнатами. Вода в колонке во дворе, сортир там же… Словом, красиво жить не запретишь.
Старая трухлявая дверь в паутине трещин, кнопка звонка с целым рядом затертых надписей под ним с указанием, кому и сколько раз звонить: «Бунякин А.В.» – один раз, «Дергайло П. Ю.» – два, «Трофимова Т.Н.» – три… И совсем новая табличка: «Шмаков В.В.». Этот должен отзываться на четвертом звонке – все в точности, как с Гаврилычем в прежние времена. Но нет больше старого алкаша, зато есть Шмаков В.В. Хотелось бы Трофиму глянуть на этого счастливчика. Неплохо было бы занять его место в постели… Ничего, все у него еще впереди.
Комната была оформлена на мать. Отсюда и табличка – «Трофимова Т.Н.». Татьяна Николаевна то есть. Когда-то, давным-давно, она была замужем за Трофимовым Трофимом Даниловичем. Лет пятнадцать назад. От него Трофим унаследовал фамилию, имя и отчество. И еще воспоминания о нем – такие же смутные и плохо различимые, как туман в предрассветной мгле.
Мать он застал на кухне. Облако табачного дыма, запах подгорелого масла, вокруг застланного рваной пленкой стола – пьяные синюшные рожи. И мать его среди этих забулдыг, также под градусом… Картина, в общем-то, привычная. Трофим давно понял, что мать у него безнадежный хроник. Уж сколько в профилакториях лечилась, и все без толку. Но как ни пытался он к ее хахалям привыкнуть – не смог: не тот склад характера.
– А эт чо за клоун? – ворохнул непослушным языком рослый, но мягкотелый мужик с глупыми, как у бегемота, глазами.
С пьяными Трофим старался не связываться, но это животное наступило на его больную мозоль.
– Сам ты клоун… – беспомощно возмутилась мать.
Попыталась встать, чтобы приветить сына, но не смогла удержать равновесие и снова плюхнулась на табуретку.
– Это сын мой… Из армии вернулся…
– Ну, если сынок… – глумливо хмыкнул рыхлый. – Эй, сынок, выпить надо!..
Сжав зубы, Трофим отдернул липкую от напыленного жира занавеску, открыл окно. Молча подошел к своему обидчику, одной рукой схватил его за шиворот, другой за ремень на брюках и на пределе сил рванул его на себя. Надрывая жилы, вышвырнул его в оконный проем. Дикий ор – со второго этажа с трехэтажным матом – плотный шумный шлепок и скулеж подстреленного шакала.
Трофим обвел угрожающим взглядом притихшую компанию за столом:
– Кто следующий?
– Эй, служивый, ты охолонись…
Первым из кухни вытек очкарик с лицом спившегося интеллигента, за ним бочком-бочком вытолкался низкорослый толстяк с большими лысыми проталинами на голове, последним выплюнулся горбоносый чурек чахоточного вида…
– Ну, здравствуй, Татьяна Николаевна, – ухмыльнулся Трофим.
– Сынок! – Мать воздела к нему руки, но не дотянулась, замерла, закрывая глаза.
Дернулась, как это случается с засыпающим человеком, уронила локоть на стол и спикировала на него головой…
– Дура, –
