Изанами родилась от преступной страсти дочь, ночью явился Демон Кленовых Листьев и, склонившись над кроваткой, дал клятву: «За каждую твою слезу я спрошу стократ», – продолжал Ростислав Александрович.
Ему не нужно было повышать голоса – слова, сказанные тем таинственным тоном, с которым так хорошо внимать страшным легендам, звучали под сводами старинного дворца. И оттеняя его речь, с амфитеатра на втором этаже так же неспешно струилась «Сакура, сакура», исполненная, как и положено, на тринадцати струнном кото.
– Дочь назвали Каедэ, что в переводе значит Лист Клена. Настала пора ей выйти замуж. Долгое время семейная пара жила душа в душу. Но однажды муж ударил Каедэ. От обиды молодая женщина вышла во двор и села под кленом выплакать свою беду. Конечно, ее слезы увидел отец. В доме Каедэ еще горел очаг, когда ветром разворошило угли. Муж вскочил, объятый страхом, когда Момидзи-они предстал перед ним в своем страшном обличье.
По реке демонической злости,
Плывут горы кленовых листьев,
Отражения в ней в свой цвет окропляя.
Муж Каедэ хотел позвать на помощь, и не смог. Его сердце, вырванное из груди, уже трепетало в когтистой руке Демона Кленовых Листьев.
Ростислав Александрович качнул головой и оркестр, внимая указанию, заиграл один из вальсов Штрауса. Звуки скрипок, виолончели, фортепиано, сгладили слова, многим гостям показавшимися не совсем подходящими к случаю. Что касалось недовольства гостей, то чаша весов прочно застыла на нулевой отметке – отца невесты, за редким исключением, не волновало невысказанное мнение. Это с одной стороны. А с другой – кто осмелится сделать замечание фармакологическому королю побережья, господину Ростиславу Александровичу Вагнеру?
Гремели вальс за вальсом, в перерывах звучали поздравления. В специально отведенном в углу алтаре высился завал из подарков. Ослепительную Николь – невесту, для которой и вертелся водоворот из золота, бриллиантов, белозубых улыбок и иссиня-черных фраков, волновал лишь жених, сидящий рядом. Лишь его глаза, слова, улыбка, ласковые прикосновения имели значения для девятнадцатилетней девушки.
– Если есть на свете ангел, то я вижу его сейчас перед собой, – шептал Сережка, наклоняясь к самому уху. Его горячее дыхание обжигало.
– Говорил уже, – улыбнулась Николь. От жениха пахло шампанским и дорогим парфюмом. В его карих глазах горело желание.
– Правда? А то, что я сейчас вижу перед собой ангела, я уже говорил?
Николь рассмеялась.
– Подожди немного, хулиганка, – он коснулся губами ее шеи. – Скоро ночь. Я покажу тебе, кто тут главный.
Свадебное застолье накрыла очередная волна поздравлений, плеснула в алтарь новыми подарками и разбилась в брызги шампанского, дрожащими пеной в поднятых бокалах.
– Танец молодых! – пробился сквозь шум уже нетрезвой публики голос тамады и тут же встал Сережка, словно считал секунды, отделяющие его от свадебной ночи.
– Любимая,
