у меня, – она грозно потрясла внушительного размера кукишем из-за цепочки. – А ты зачем пришла?
– Я хотела с вами поговорить.
– Мне некогда. Ты не вовремя. Могла бы и сама догадаться.
– Тетя, мы так и будем через цепочку разговаривать? У меня тут грильяж в шоколаде. – Инга приоткрыла пакет и показала коробку. – И подарочек.
– Ммм… что ж, пожалуй, я найду для тебя две минуточки.
Дверь захлопнулась и открылась снова уже без цепочки. Инга вошла и едва сдержалась, чтобы не зажать нос. Господи, и как только соседи терпят этот зверинец. Сколько она себя помнила, тетушка всегда держала дома штук пять живых кошек и несколько десятков чучел питомцев, уже покинувших этот свет. Последних с каждым годом становилось все больше и больше, впору открывать фелинологический музей. Кошек Инга терпеть не могла, даже больше, чем ее любимец Павлуша. Уж очень морды у них наглые.
Тетя, как всегда, пестрела всеми цветами радуги и колыхалась вокруг Инги праздничным воздушным шаром. Просторный балахон – достойный предмет зависти хиппи – спускался с необъятных телес подобно занавесу для веселой молодежной пьесы и прятал под собой ножищи в полосатых черно-белых носках. Пучок обесцвеченных волос на самой макушке перехватывала огненно-рыжая заколка. Довершал тетушкин облик макияж – ярко-красные губы, кукольные, нарисованные глаза и свекольный румянец на щеках. Так могла бы выглядеть Пеппи Длинный Чулок в старости.
Инга прошла вслед за тетей в гостиную. За последний десяток лет ничего здесь не изменилось. Мебель стояла еще с тех времен, когда вещи умели делать на совесть, и сохранилась отлично. Неизменные настенные часы все так же оглушительно тикали. Как только пробьет три, из них высунется облезлая кукушка. Все те же лица актеров и режиссеров смотрели с пожелтевших фотографий на стенах, все те же выцветшие афиши и плакаты зазывали на давно канувшие в Лету спектакли. Во времена тетиной молодости местный театр гремел на всю страну. «Работа гримера – залог успеха любой постановки!» – утверждала Марта, и никто не смел с ней спорить.
Балахон удалился на кухню за чаем, а Инга устроилась в скрипучем кресле. На журнальном столике лежали старинные ножницы – красивые, с витыми бронзовыми ручками, блестящими отточенными лезвиями, ручки украшены крохотными бабочками. С подлокотника на Ингу уставилось немигающим взглядом тощее пыльное черное чучело. Она поежилась, протянула руку, чтобы переставить чучело на пол, и вздрогнула от неожиданности, потому что оно возмущенно мяукнуло и задергало хвостом. Кристофоро Коломбо, в этом доме никогда не разберешь – кто еще живой, а кто уже нет! Инга выложила на столик коробку конфет, подарок для тети – ту самую вязаную салфетку (не пропадать же ей, в конце концов) и альбом.
– Ну, деточка моя, что привело тебя к старой мымре? – Тетя внесла в комнату поднос с крохотными фарфоровыми чашечками, изящным заварником и большим заляпанным чайником, поставила его на столик и шлепнулась в кресло напротив.
– Тетя Марта,
