хуже на свете, чем трудиться так долго и так усердно и в итоге понять, что некоторых кусков не было с самого начала.
Сегодня она встает с пола в кухне и включает телефон. Звонит в полицейский участок и говорит, что не видела номера на грузовике, и не запомнила цвет, и мужчин описать не может – только что были пьяные, белые и, судя по голосам, молодежь.
Когда возвращается в переулок, выпавшего и след простыл. Ночь красивая, звездная, на юге висит красный Марс. Дует ветерок с севера. Если вынести приемник на переднюю веранду и поставить на подоконник, можно поймать станцию в Лаббоке. Там все время играют Боба Уиллса, с тех пор, как он умер, – это скрасит ей вечер.
Она все еще сидит там, когда к дому напротив подъезжает грузовик и из него выходит мужчина, должно быть, муж Мэри Роз. Он быстро идет к пассажирской двери и берет на руки спящего ребенка. Со всей быстротой, какую позволяет побитое старое тело, Корина поднимается на ноги. На лбу у неё шишка размером с доллар, и никакие Шанель № 5 на свете не отобьют запах табака и виски, но она торопится к мужчине, который перекладывает дочь из одной руки в другую, берет со щитка фонарь и направляется к дому, чьи пустые черные окна смотрят на двор и на улицу, все дожидаясь, когда кто-нибудь включит свет.
Подождите, кричит она. Подождите! Волосы девочки белеют в свете уличного фонаря, и Корина зацепляет пальцем её голую ступню, висящую у отцовского колена. Мужчина хочет обойти её, но она мягко трогает его за руку. Как там ребенок? Как Мэри Роз? Она тяжело дышит, в боку колотье, она держится за живот. Послушайте, говорит она с одышкой, скажите жене, если ей что-нибудь нужно, все равно что, она может на меня рассчитывать. Пусть только скажет, я сразу приду.
Дебра Энн
В другую субботу, в другом году она могла бы и не увидеть его. Могла бы с кем-нибудь играть баскетбольным мячом в парке луговых собачек, или болтаться по спортивному полю начальной школы имени Сэма Хьюстона, или ехать на велосипеде к бизоньей луже, искать трилобитов и наконечники стрел в сухом водоеме. Когда в нем была вода, Дебра Энн с мамой ездили туда смотреть, как спасаются люди. Хоть какое-то развлечение, всегда говорила Джинни, расстилая махровое полотенце на капоте машины, и Дебра Энн взбиралась на него, стараясь не коснуться раскаленного металла голыми ногами. Они прислонялись спиной к ветровому стеклу и передавали друг дружке пакет с чипсами; святые стояли на берегу, пели: «омылся ли кровью агнца», а грешники брели босиком по илистому дну, и только вера берегла их от водяных щитомордников и осколков стекла. Если проповедник призывно махал им рукой, Джинни мотала головой и махала в ответ. Сейчас у тебя всё хорошо, говорила она Дебре Энн, но если однажды покажется, что тебе непременно надо спастись, – спасайся в церкви. По крайней мере, обойдешься без столбняка. Соскучившись, Джинни собирала вещи, и они ехали в город есть гамбургер. Куда теперь? спрашивала она дочку. Хочешь, поедем посмотреть могилы в Пенуэлле? Хочешь в Монаханс,
