Воронцов. Видимо, в атаку пошёл…
Проснулись и другие курсанты. Селиванов с Красновым вытащили на бруствер пулемёт и, замерев, всматривались в березняк на той стороне лощины.
– Что там?
– Немцы? Где?
– Куда стрелять, товарищ сержант?
– Отбой, ребята!
– Ложная тревога!
– Рюмки налить! – выкрикнул голосом старшины сержант Смирнов, и в ячейках там и тут послышался смешок.
Смирнов опять, видимо, решил потешить своё отделение. Ох уж этот Смирнов! Балагур и похабник, он, не смотря на панибратские отношения с курсантами, пользовался их уважением. Приказы его исполнялись тут же, без пререканий. Доверяли ему и офицеры. А со старшиной роты у него, похоже, и вовсе была дружба. Этот весельчак и заводила Смирнов на самом деле был не так прост и знал, с кем и какие отношения надо поддерживать, и где соломки подстелить, чтобы больно не удариться. Всегда у него в ранце в запасе была банка рыбных консервов, пара-тройка сухарей, несколько кусков сахару.
В третьем отделении послышались приглушённые голоса. Потянуло табачным дымком.
– Огня не разводить! – тут же последовал окрик помкомвзвода. – Пионэры…
На правом фланге сразу притихли, но уже вскоре оттуда донёсся задавленный смешок нескольких курсантов.
Ну, точно, Смирнов затравил очередную байку, догадался Воронцов, и это его сразу как-то согрело – война словно и не мешала привычной жизни роты. Заливает, и всё ему нипочём. И откуда он столько знает? Словно, прежде чем попасть в пехотно-пулемётное училище, специальные курсы заканчивал. Воронцов догрыз горбушку. Он откусывал хлеб маленькими кусочками, подолгу держал их на языке, словно взвешивал, и они буквально таяли у него во рту, так что и глотать, казалось, было нечего. Он приподнял край плащ-палатки, осторожно слил за бруствер накопившуюся воду и обнаружил, что дождь немного поутих. Вот почему оживились в третьем отделении – вылезли покурить на свежем воздухе.
Кругом было черно. Почти так же, как и в глубине окопа под плащ-палаткой. Чёрный бруствер. Чёрное небо. Чёрная траншея, расходящаяся в разные стороны от его ячейки. Снег совсем растаял. И следа от него не осталось. Только березняк смутно виднелся на той стороне лощины, нарушая гармонию ночи нечёткими на расстоянии белыми разводами. Вот и хорошо, подумал воронцов, не так видны наши окопы. Немецкая разведка, должно быть, уже шныряет по лесу. Кружит по тылам их отряда. Не зря ротный приказал везде выставить усиленные боевые охранения и наблюдателей.
– Слышь, Денисенко? – рокотал в другой стороне траншеи голос помкомвзвода.
– Я! – тут же послушно и испуганно, будто спросонья, отозвался курсант Денисенко.
– Если во время пальбы припрёт по-большому, из окопа не вылезай.
– А как же быть, товарищ старший сержант?
– Вали на дно, а потом, с земелькой, на лопату и – за бруствер. Понял? Только швыряй не в свою,
