и больно ухватив Ивашку за ухо, прошипел ему прямо в лицо, сверля мальчика бледно-голубыми, как бы выгоревшими глазами:
– Почему Рим? Откуда про сей город знаешь? Почему так говоришь?
– Дед Пахом сказывал про град сей, жил он там давно еще, – морщась от боли, захныкал Ивашка.
– А почему решил, что я оттуда? Может, из Парижа, Варшавы, Кракова, а? – продолжал допрос чужеземец.
– Ой, дяденька, уху больно, отпустите за ради Христа! – взмолился Ивашка. – Я сих градов и не видывал, а про Рим дедуня сказывал, что там монахов ужасть сколько, в одеже черной все ходят, вот я и подумал… ох… – Ивашка вздохнул от облегчения, почувствовав, что пальцы-клещи наконец разжались, и, потирая малиновое ухо, с опаской отодвинулся от иноземца.
– Помимо Рима на свете есть множество всяких городов, а сам я буду купец и лекарь, – помолчав, пояснил незнакомец.
– Как отец Феофилакт? – поинтересовался Ивашка.
– Кто это?
– А вон спит. Я с ним сюда приехал, Москву поглядеть.
Незнакомец с минуту разглядывал багровое лицо монаха, залихватски храпевшего на сене, брезгливо поморщился, увидев мух, ползавших по его лицу, и наконец, толкнув его, громко сказал:
– Вставай.
Храпенье прекратилось, но монах не проснулся. Иноземец еще раз толкнул его нетерпеливо: – Ну!..
Феофилакт открыл глаза. Потом потер их кулаком, недоуменно глядя на иноземца, и, окончательно отойдя от сна, хрипло кашлянул:
– Чего надо?
– Поговорить, – последовал сухой ответ.
Монах встал, подозрительно поглядел вокруг, послушно сделал несколько шагов в сторону, куда его властно увлек человек в черном, и хмуро произнес:
– Не пойму я чтой-то… – Но незнакомец прервал его вопросом:
– Как идет торговля? – И насмешливо прищурился.
– Помаленьку, – уклонился от ответа монах, по-прежнему не понимая, кто же перед ним стоит: праздный гуляка или возможный покупатель.
– Да-а-а, – сочувствующе протянул человек в черном. – Вижу, что помаленьку. А точнее, совсем маленько, – и он сочувствующе вздохнул.
– Цены настоящей не дают. А товар славный, – пожаловался монах и поинтересовался: – А ты как, человек хороший, всурьез вопрошаешь али так?
– Всурьез, – не стал увиливать иноземец.
– И сколь дашь?
– А сколь запросишь?
Феофилакт потряс головой, проверяя, не наваждение ли пред ним.
«Чтой-то тут не так», – мелькнула мысль и пропала, резко сменившись другой, недоверчивой, но уже радостной:
– Ну, а ежели я по рублю на четверть ржи скажу?
– Пойдет, – утвердительно кивнул иноземец. – Только чтобы четверть новая[37] была, – сразу уточнил он.
– Ишь какой, – ухмыльнулся Феофилакт. – Впополам цену рубишь. Так-то оно
В то время существовала так называемая старая четверть, составлявшая четыре пуда ржи, и новая, «казенная», вмещавшая шесть пудов.
