шестьдесят лет мой слух был открыт для немедленного восприятия истины.
– А в семьдесят?
– «В семьдесят я следую влечениям своего сердца, не переходя должной меры» – так говорил философ, – Мао улыбнулся. – А как там говорил ваш друг?
– Мой друг? Он говорил: «Будущее за ними». Он говорил: «Когда мы встаём, китайцы уже в поле, когда мы ложимся спать, они ещё там. Будущее за ними».
– Любовь к родине, работоспособность, – Мао достал сигарету, закурил. – И самопожертвование.
Оба долго смотрели на зарю.
– Только Советский Союз, – проговорил Мао, – только Советский Союз – единственный друг компартии Китая. Цену другим союзникам определила сама история. – Он стряхнул пепел. – Есть политиканы, а есть политики. Политики тоже люди, а люди, совершавшие ошибки, более ценны, в будущем на основе своего горького опыта они уже их не повторят. Люди, не совершавшие ошибок, из-за самоуверенности могут легко их допустить.
Мао докурил сигарету, подошёл вплотную к Владимирову:
– Скучаете по родине?
– Я здесь с мая сорок второго года.
– Вы больше, чем корреспондент ТАСС, больше, чем связной Коминтерна при руководстве ЦК КПК. Вы мой товарищ…
Молча они смотрели вслед уходящей заре.
– Январь. Зима в России морознее, чем в Китае. Время от времени я пишу стихи.
Неожиданно для Владимирова он заговорил нараспев, словно запел:
– В день осенний, холодный
я стою над рекой многоводной,
над текущим на север Сянцзяном.
Вижу – горы и рощи в наряде багряном,
изумрудные воды прозрачной реки,
по которой рыбачьи снуют челноки.
Вижу – сокол взмывает стрелой к небосводу,
рыба в мелкой воде промелькнула как тень,
всё живое стремится сейчас на свободу,
в этот ясный, подёрнутый инеем день.
Увидав многоцветный простор пред собою,
что теряется где-то во мгле,
задаёшься вопросом – кто правит судьбою
всех живых на бескрайней земле?..
Самолёт качнуло в воздушной яме.
– И всё-таки исход войны не за оружием, а за народом, – Морозов закрыл на экране ноутбука файл с фотографиями Отряда 731. – В этом я согласен с Мао Цзэдуном. Ветер с Востока набирает силу. Си Цзиньпин официально подтвердил: народ Китая отдал за свою свободу, за становление своей государственности тридцать пять миллионов жизней.
– О геноциде этого народа, – выдохнул Ройзман, – европейцы, как правило, не знают ничего.
– И не хотят знать.
1945 год. Нюрнберг. У микрофона, в центре зала заседаний трибунала – Штамер, адвокат Геринга:
– Мой подзащитный хотел бы выступить с заявлением!
– Политические заявления не допускаются! – категорически отрезал Лоренс.
– Мой подзащитный
