событие в природе, хотя мне припомнился такой же случай с козлом в Алма-Атинском зоопарке и с сайгаком – в пустыне Ботпак-Дала. Я сбросил рюкзак и сфотографировал козла с разных мест. Но после этого мне стало жаль убивать беззащитное животное. Я подошёл к козлу и взял его заднюю ногу. Он вздрогнул и задышал порывисто и тяжело. Нога была горячая и дрожала. Козёл забился, ещё болеё заваливаясь меж камней. Я снял рубашку и закутал голову козла. Не видя ничего, он сразу притих. Тогда я снова схватил заднюю ногу и, упираясь одной рукой в рог, с трудом высвободил копыто. Козёл вскочил на ноги, замотал головой и далеко отбросил рубашку. Но он не кинулся бежать, а взвился на дыбы и бросился на маня. Не успел я опомниться, как получил страшный удар в грудь рогами и навзничь полетел вниз…
Очнулся я, лежа на крутом склоне. В голове шумело. Грудь болела. В трех шагах находился край пропасти.
«Проклятый козёл! – подумал я, поспешно отползая от обрыва. – Какая чёрная неблагодарность за спасение!
ОЛЕНИЙ ВОЛК
Вечерело, когда мы с егерем спустились на конях в ущелье и решили переночевать на берегу горной реки. На поляне с густой травой, уже прихваченной первыми заморозками, мы расседлали коней, спутали их и отпустили, а сами стали устраиваться под тянь-шаньской елью.
Стояла тишина, нарушаемая легким шумом воды. Спутанные кони спокойно паслись на поляне. Егерь хлопотал у костра.
Вдруг кони захрапели, навострили уши, косясь на край поляны, где из травы торчали сухие белые ветви. Что-то непонятное испугало коней. Егерь взял карабин и пошёл вперед. В траве лежал ещё свежий труп марала. Рога животного торчали как сухие ветви. На боку зияли две запекшиеся раны – аккуратные, словно бы от точных ударов. Трава кругом была смята и выбита до земли. Видно, недавно произошёл смертельный поединок двух оленей-самцов. Но странными казались глубокие раны: неужели они от ветвистых рогов?
– Не иначе как браконьер, – сказал егерь. – Увидал нас – и тикать…
– Везде Вам чудятся браконьеры, – улыбнулся я.
– Отчего же нет? Бывают, знаете, случаи: сцепятся маралы рогами, оторваться не могут, тогда подходи и бери их хоть голыми руками. Ну, видать, браконьер услыхал нас и скрылся. Одного марала только уснет – пристукнуть, а другой отмотался кое-как и удрал…
Я пожал плечами. Догадки егеря казались не очень правдоподобными. Почему браконьер пощадил второго марала? И откуда у него клинок, чтобы нанести такие глубокие раны? Ясно было одно: марал-соперник таких ран нанести бы не смог.
Мы сняли шкуру с оленя, разрубили на части мясо и перетащили к месту привала. Поужинав, мы влезли в свои спальные мешки. Горные леса затихают, как только скроется солнце. Осенние ночи в горах удивительно беззвучны. Только речка дышала рядом, и перезвон воды о камни словно бы куда-то звал.
– Слышь… – всполошился вдруг егерь и толкнул меня локтем. – Ревёт!
Над нами, далеко вверху,
