вчера два раза сказала. Купи джем. Джем или повидло. Если в продаже будет клубника, то лучше повидло.
– Ты не могла заранее позвонить?!
Выслушав ответ супруги, Леонид сунул смартфон в карман. Он слишком хорошо знал характерные интонации в голосе жены, возникавшие каждый раз, когда действия шли вопреки ее сценарию. Его душила ярость, но еще больше ему было жаль себя. Жаль прожитых в браке двадцати трех лет, жаль себя, недавно отметившего юбилей. Вот уже почти четверть века он не прикасался к другой женщине, кроме ленивой, располневшей жены, смысл жизни для которой в последние годы сконцентрировался на просмотре бесконечных сериалов и поедании сладкого.
Дождь стих. До ближайшего супермаркета было пять минут ходьбы. В просвете между домами блестело черное шоссе. С влажным шуршанием промчалась машина, желтый свет фар разорвал дождевую взвесь. Проспект Кораблестроителей упирался в пустырь. Справа по ходу движения находился бизнес-центр, за ним громоздились бетонные гаражи. По проекту градостроителей гаражи должны были снести еще в прошлом году, но вмешались правозащитники. Дело застопорилось, в хорошую погоду на пустыре, к радости бомжей и зевак, собирались многолюдные демонстрации протеста. Мужчина громко закашлялся, и не потому, что у него запершило в горле, а чтобы нарушить эту зловещую пустоту. Промелькнула короткая мысль. Сегодня я умру. Причиной смерти станет клубничный джем, который жена намазывает на булку толстым слоем поверх сливочного масла.
На въезде во двор припарковалась машина. «Скорая помощь». Белый фургон с красной полосой.
Леонид подошел ближе, постучал в дверцу кабины.
– Извините! – Он заранее улыбнулся, ожидая отклика.
Тишина. Шорох капели напоминал звук клавиш расстроенного пианино, негромко урчал двигатель.
Он попытался пролезть между бампером и углом кирпичной стены с обнажившимися пятнами грязно-серой штукатурки. Тщетно. Так он запачкает джинсы. Если он вернется домой без банки клубничного джема, вечно тоскливое лицо жены изменится. Алые губы, которые он когда-то так любил целовать, извергнут потоки ругани. У него поднимется давление, и грядущую ночь он проведет без сна. В принципе он мог обойти дом с торца, но для этого пришлось бы сделать крюк в лишние триста метров.
– Вы можете переставить машину? – прокричал он.
Задняя дверь распахнулась, хлынул поток яркого света. Пахнуло сигаретным дымом, коньяком и еще чем-то очень знакомым. Приглушенно играло радио. Виолончель выводила грустную мелодию под аккомпанемент рояля.
– Переставьте машину, пожалуйста! – сказал Леонид, а в голове вертелась глупая мысль. Откуда ему знаком этот запах? Так не должно пахнуть в больничном учреждении! Прошлой весной он отвозил жену в карете скорой помощи. Всю дорогу он держал ее за белую и пухлую руку, не отводя взгляда от светло-коричневой россыпи веснушек на тыльной стороне ее предплечья. Ее ладонь была влажной и холодной, а прерывистое дыхание
