условий». Уговорил положить его в кабинете, попросил миссис Дэниэлс вызвать столяра, чтобы тот сделал ему два пюпитра, один для чтения книг, другой – для перелистывания газетных подшивок.
Ещё одним «благоприятным условием» стала ваза с колотым шоколадом, тоже поставленная в пределах доступа руки. «Миссис Дэниэлс, я читал, что шоколад – самая полезная пища для быстрого срастания костей», – заявил он. Миссис Дэниэлс, про это не читавшая, спорить не стала. «Никому из ребят с моего курса не достались такие отличные каникулы», – говорил Лайонел.
Одним словом, настроение у Лайонела было отменное, хоть делись. Он и делился им с Джейн. Та, понятное дело, грустила: все же каникулы брата продлились по её вине. К тому же, если жизнь брата наполнилась болью, книгами и шоколадом, то её ничто не отвлекало от тревоги за уезжающего отца.
И все же в день отъезда, самый грустный день, случилось событие, которое отвлекло и Джейн. И немудрёно: в Освалдби-Холл пожаловала тётя Лиз.
Едва гостья узнала о беде, случившейся с племянником, она огорчилась, да так, что чуть не забыла о главной цели визита – прощании с сэром Фрэнсисом. Она ходила вокруг кровати Лайонела, вздыхала, убеждала его, что он поправится, главное, не двигаться и слушаться взрослых.
Зато, выйдя из комнаты больного, она не сдержала слез. В отличие от сельского врача-оптимиста, память тёти Лиз хранила множество других примеров, когда даже более простые переломы ног приводили к совсем-совсем печальным последствиям. «Меньше всего я хотела бы, чтобы мальчик остался прикованным к этому ложу навсегда», – говорила она столь страстно, что иной раз в её речи проскальзывало «мой мальчик».
Сэр Фрэнсис не сразу понял, чего хочет тётя Лиз. А когда понял, то принялся убеждать её, что миссис Дэниэлс – отличная сиделка. «Не спорю, – отвечала гостья, – но ведь неизвестно, как пойдёт болезнь. Может быть, придётся пригласить другого врача, а его рекомендации будут отличаться от уже полученных советов. Страшно сказать, но иногда кости приходится ломать заново, если они начали неправильно срастаться. Даже самый лучший и преданный слуга на свете не может принять такое решение. Для этого нужен родственник».
Папа продолжал убеждать тётю Лиз в квалификации миссис Дэниэлс, и тогда родственница окончательно пустилась в слезы. «Поймите, капитан… сэр Фрэнсис, вы сами, в первую очередь, не простите себе, если мальчик останется калекой. Но и я не прощу себя за свой мягкий характер и то, что мне не хватило сил проявить настойчивость, борясь за его интересы. И вообще, вы будете в долгой отлучке, а за домом нужно присмотреть».
Джейн, присутствовавшая при разговоре, отметила: уж что-что, а настойчивость тётя Лиз проявила. И этой настойчивости хватило. «Я буду признателен вам, если вы на некоторое время останетесь здесь, чтобы проследить за тем, как поправляется Лайонел, – сказал папа. – Миссис Дэниэлс – отличная служанка, но она будет его баловать; смотрите, чтобы её заботы не пошли во вред его здоровью. Как только сочтёте нужным, пригласите специалиста: я оплачу счёт от любого врача».
