Все они ощущали странное противодействие воды: «Рогатую Свинью» сносило к берегу. Как ни налегали они на весла, корабль неудержимо двигался к темнеющей слева кромке скал, над которой поднимался еловый лес.
– Нас сносит, ты не видишь? – прокричал Бьёрн от рулевого весла. – И в небе мне что-то не нравится! Посмотри на те облака! Сильно похоже, что надвигается буря.
– Вчерашний закат, помнишь, был хороший! – крикнул Гельд, стараясь казаться по обыкновению бодрым.
Он и сам замечал, что весло повинуется ему хуже обычного: какая-то непонятная сила противилась усилиям его рук. Передний штевень «Свиньи» уже развернулся к берегу, хотя ее направляли совсем не туда.
– Что за дела? – бранились гребцы. – Весла как рвет из рук!
– А ну давай, налегай! – покрикивал Бьёрн, но его голос было трудновато различить.
Ветер усилился, на поверхности волн появились неприятные барашки пены. Буруны бились вокруг подводных камней, что жадно высунули головы из воды, надеясь на добычу.
– Что за троллиная свинья! – Бьёрн уже со всей силой налегал на руль, но все напрасно. – Твоя проклятая «Свинья» несет нас на камни! – заорал он Гельду. – Я не могу с ней справиться! Я же тебе говорил: не бери чужой корабль! Она нас разобьет! Ты никогда не слушаешь! Она сама!
Гельд налегал на носовое весло и ничего не отвечал. Он тоже заметил: могучее тело корабля двигалось само собой, не туда, куда его направляли усилия весел и руля, даже не туда, куда его подгоняло ветром. Бьёрн прав: не надо было брать чужой корабль. Гельду вспомнилось, как у него на глазах, в Аскефьорде, эта самая «Свинья» стремглав понесла дружину Сёльви и Слагви к вершине фьорда, к их дому, не заботясь о том, что уместнее было бы сначала поприветствовать конунга. Ему как наяву виделся задний штевень «Свиньи» с поросячьим хвостиком и жабьей мордой, что дразнила оставшихся позади высунутым языком. Делалось жутко от ощущения, что ты во власти какого-то странного существа, не человека, даже не нечисти, а корабля, вещи, деревянного, сделанного человеческими руками! С ним не договоришься!
А может… Может, дело и не в корабле. Все эти дни Гельду не давали покоя мысли о том, что он сделал. Да, он отлично выполнил поручение Торбранда конунга и может рассчитывать на прощение, награду, честь. Но на душе у него было так тошно, как будто он предал лучшего друга. Напрасно Гельд убеждал себя, что ему нет дела до фьяллей и квиттов, что он заботится о себе и имеет на это полное право. Но это была неправда. Когда он вспоминал Аскефьорд, все его обитатели казались Гельду близкими друзьями. Но когда он вспоминал усадьбу Нагорье или Речной Туман, ему казалось то же самое. Точно по пословице: что одному смерть, то другому хлеб. Ум и душа его были в смятении, рвались пополам, пытаясь соединить несоединимое.
И вот эта буря! Точно все злые духи Квиттинга сорвались с цепи и гонятся за ним! Или не духи? Или сами
