style="font-size:15px;"> «Приказ Аноме – обсуждению не подлежит».
Судьи переглянулись, пожали плечами: «Лагерь №3 – в сорока километрах по дороге на юг, к Соленой топи. Вы собираетесь воспользоваться своей роскошной гондолой?»
«Разумеется. По-вашему, я должен идти пешком?»
«Видите ли, в таком случае вам придется нанять тягловых быстроходцев – вдоль южной дороги нет пазового рельса».
Часом позже Казалло и Этцвейн отправились в «Иридиксене» на юг. Тросы гондолы закрепили на концах длинного тяжелого шеста, противодействовавшего подъемной силе паруса. Один конец шеста соединили с упряжью на спинах двух быстроходцев, другой поддерживала пара легких колес с перекладиной и сиденьем погонщика. Быстроходцы двинулись по дороге резвой рысцой. Казалло регулировал форму и положение паруса так, чтобы животным приходилось прилагать минимальные усилия. Полет в упряжке заметно отличался от движения гондолы, подгоняемой ветром – ритмичное подрагивание тягловых тросов передавалось корпусу.
Этцвейн ощущал необычные толчки… и нарастающее напряжение – чувство вины? Ничто, по существу, не мешало ему явиться в лагерь №3 гораздо раньше. Это соображение привело Этцвейна в раздраженное, подавленное состояние. Легкомысленный Казалло, не озабоченный ничем, кроме поиска простейших способов развеять скуку, достал хитан. Убежденный в своем мастерстве и в том, что оно вызывает у Этцвейна завистливое восхищение, ветровой пытался сыграть мазурку из классического репертуара, известную Этцвейну в двенадцати вариантах. Казалло исполнял мелодию неуклюже, но старательно и почти без ошибок. Тем не менее, в одной из модуляций он непременно брал неправильный аккорд. Этцвейн, наливавшийся желчью после каждого повторения фальшивой гармонии, не вытерпел: «Это невозможно, в конце концов! Если тебе невтерпеж бренчать, по крайней мере выучи аккорды!»
Казалло насмешливо поднял брови: «Друг мой, эта пьеса – „Огненные подсолнечники“ – традиционно исполняется именно так. Боюсь, у вас плохой слух».
«В общем и в целом мелодию можно распознать, хотя я неоднократно слышал ее в правильном исполнении».
Казалло лениво протянул хитан: «Будьте добры, наставьте меня на путь истинный. Я буду чрезвычайно признателен».
Этцвейн схватил инструмент, чуть ослабил высоко настроенную струну большого пальца8 и сыграл мазурку правильно – пожалуй, с излишней показной легкостью. В первой вариации он присовокупил изящные беглые украшения, во второй сыграл тему в обратном движении, ракоходом, аккомпанируя совсем в другом ладу, после чего, вернувшись к первоначальной последовательности, исполнил блестящую импровизацию взволнованным быстрым стаккато, более или менее согласовавшимся с его настроением, продолжая контрапунктически повторять основную тему в других голосах на манер ричеркара. Завершив пьесу виртуозной
Названия пяти основных струн хитана соответствуют наименованиям пальцев правой руки – «струна большого пальца», «струна указательного пальца» и т. д.; происхождение названий четырех вспомогательных струн («джа», «ка», «си», «ля») неизвестно.
