изыскания, выяснения. Своими копытами вытопчет эта публика все здесь, в тихом гараже, здесь, в умиротворенной и безмятежной ныне душе Утина. И народец его тоже лишится покоя, мирного и безбедного существования. Человечков вынут из коробки, положат под микроскопы, рентгены, томографы, расселят по вольерам и террариумам, запротоколируют каждый шаг их, каждое движение. Ввергнут в сотни экспериментов, замучают бесконечными пытками – пытками перенаселением и одиночеством, роскошью и бездомьем, голодом и обжорством, свободой и неволей, диктатурой и демократией. Вот тогда-то припомнят эти глупцы, каково им было при Утине, когда каждый день приносил вдоволь еды и света! Вдоволь, вовремя и к всеобщему удовольствию!
Утин не раз перебирал в уме кандидатуры – и не мог найти подходящую. Жена, богомольная курица, точно не справилась бы – ее слабенький разум повредился бы окончательно. Друзей Утин не имел. Остаются сослуживцы. Мишкин? Нет, он самовлюбленный болтун – назавтра весь мир знал бы про человечков. Петров, заместитель Утина? Исключено. Петров, при всей его корректности и обходительности, интриган, причем недалекий, иначе сумел бы хоть кого-нибудь подсидеть. Да все они, кто в ближнем кругу, не смогут заменить Утина в таком ответственном деле. Все они воруют, кто толиками малыми, а кто и без стеснения, все они боятся разоблачения и дрожат за свою судьбу. Довериться им, открыть душу – себе дороже.
Единственный, на ком смог остановиться Утин – Николай Петрович, директор по безопасности. Николаю Петровичу доверял он многие служебные тайны, поручал такое, о чем нельзя говорить никому. И Николай Петрович просьбы и поручения выполнял скрупулезно. Но с другой стороны… «А, чем черт не шутит, попытаюсь!» – решил Утин. Устал он от своих метаний.
Как только оправился от гриппа, позвал Николая Петровича после работы с собой, в гараж. Сели у верстака, открыли бутылку дорогого коньяка, нарезали лимон.
– Светло тут у тебя, Сергей Сергеевич. Сразу и не поймешь, то ли гараж, то ли операционная, – сказал, морщась, Николай Петрович.
– Да, я тут провожу операции, – улыбнулся Утин. – По спасению.
– Будьте как дети и спасетесь, – пробурчал Николай Петрович, разливая коньяк. – Как говорил агент под прикрытием, трудоустраиваясь в детский сад.
Они долго трепались о том, о сем. Николай Петрович терпеливо ждал, когда шеф перейдет к делу. Пересказывал последние сплетни: Бородин вывел кучу денег из дочернего предприятия, Бабаева возмечтала о должности как минимум начальника управления, Мишкин на телевидении, в прямом эфире, сморозил очередную глупость.
Утин кивал головой, тянул коньяк, изредка посматривал на Николая Петровича. Глаза у того были светлыми, честными, слегка навыкате. «Как у унтер-офицера», – сказал себе Утин. Ничего не поймет Николай Петрович. Не сможет он быть, как дети. В лучшем случае
