Темно ведь было в третий день:два солнца померкли,
оба багряные столба погасли
и с ними два молодых месяца,
Олег и Святослав,
тьмою заволоклись
и в море погрузились,
и великую смелость возбудили в хиновах.
На реке на Каяле тьма свет покрыла,
по Русской земле простерлись половцы,
точно выводок гепардов.
Уже спустился позор на славу;
уже ударило насилие на свободу;
уже бросился див на землю.
И вот, готские красные девы
запели на берегу синего моря:
звоня русским золотом,
воспевают время Боза,
лелеют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина, без веселья!
Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
«О мои дети, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
досаждать мечами,
а себе славы искать.
Но одолели вы без чести,
без чести ведь кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата выкованы
и в смелости закалены.
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
Не вижу уже у власти
сильного,
и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами,
и с татранами,
и с шельбирами,
и с топчаками,
и с ревугами,
и с ольберами.
Те ведь без щитов с засапожными ножами
кликом полки побеждают,
звоня в прадедовскую славу.
Но сказали вы: «Помужествуем сами:
прошлую славу сами похитим,
а будущую сами поделим!»
Разве же дивно, братья, старому помолодеть?
Когда сокол надел оперение взрослого,
высоко птиц он взбивает:
не даст гнезда своего в обиду.
Но вот зло – князья мне не в помощь:
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!»
Великий князь Всеволод!
Неужели и мысленно тебе не прилететь издалека
отчий золотой стол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать,
а Дон шлемами вычерпать!
Если бы ты был здесь,
то была бы невольница по ногате,
а раб по резани.
Ты ведь можешь посуху
живыми копьями стрелять,
удалыми сыновьями Глебовыми.
Ты, буйный Рюрик и Давид!
Не ваши ли воины
золочеными шлемами по крови
плавали?
Не ваша ли храбрая
