блин, – закрыл тему ефрейтор.
«Точно немчурийцы!!! Я уж испугался, что ошибся. Говорят чисто, но непривычно, да, – ликовал в душе Люлякин-Бабский. – Фольк – это по-ихнему народ, а лор? Шут знает. Наверняка что-то плохое. Они желают зла нашему народу?! Тьфу ты, нет же. Скорее всего, желают залить горло по-народному!»
– За великие народы! – провозгласил боялин, и все выпили. Даже Шарапка простокваши хлопнул.
Иван слегка захмелел. Совсем чуть-чуть. В таком состоянии на него нападала задумчивая меланхолия. Старшой подпер голову рукой и погрузился в мысли.
– А какими судьбами вы к нам прибыли? – закинул удочку Полкан.
– Вот… Мир потеряли… Ищем, – автоматически ответил Иван. – И найдем!
Он хлопнул ладонью по столу. Егор хмыкнул, мол, слабоват братка.
Люлякин-Бабский вздохнул с величайшим облегчением: «Значит, мира искать пожаловали. Боги мои, счастье-то какое!»
Боялская рука потянулась к бутыли.
– Господа дембеля! Мы будем величайшими грешниками, коли не выпьем за мир.
– За мир, – поддержали близнецы.
Потом Полкан категорически настоял на том, чтобы прославленные дембеля поселились в его хоромах. Братья Емельяновы были только за.
– Зависнем на хате, – сказал Старшой.
Боялин расплатился, парни попрощались с Шарапкой и отправились к Люлякину-Бабскому «на хату».
Хоромы впечатляли. Они вряд ли уступали княжеским по внешней крутизне и внутренней роскоши. Веселая компания расположилась за идеально отполированным дубовым столом.
– Между прочим, легендарный стол. За ним пировали Ослохан со Слондром, – похвастался Полкан.
На близнецов эта информация не произвела никакого впечатления. Егор вообще решил, что Аслахан и Слон Дрон – какие-то крутые преступные авторитеты.
В последующие пять часов Люлякин-Бабский и Емельяновы сделали все, чтобы обесценить дорогущий стол. Когда собираются три мужика, говорящих по-русски, они знают, о чем столковаться. Соображение на троих – древнейшая традиция, а мы традиции свято бережем, пока хватает сил.
Силы покинули господ дембелей и боялина глубокой ночью. Результатом стал серьезный ущерб личному винному погребу Полкана. Хозяин намеревался вызнать у немчурийцев их истинные цели. Близнецы и не таились. Наоборот, обстоятельно рассказали о своих злоключениях, причем немногословный Егор под действием выпивки обрел истинное красноречие. Боялин то замирал в ужасе, то счастливо смеялся, но поутру ничего не смог припомнить. Он тоже изливал наболевшее, словно гости являлись самыми преданными ему людьми. Никто не ведает, сколько тайн выболтал Полкан. В дембельских головах не застряло ни крупицы ценной информации.
Боялин открыл глаза и поморщился от ощущения полнейшего краха страдающего организма. Болела голова, драло горло, тошнило, крутило живот, руки-ноги были ватными. Сердце колотилось, будто дятел-рекордсмен.
– Да, давно я так не напивался, – просипел Полкан.
Слуги
