и на трубный звук охотничьих рогов, и на завывание преследуемых охотниками незримых тварей.
Погружаясь в дрему, Глеб пытался представить себе этих тварей, и у него получалось. Они бежали по лесу на четырех лапах, но вместо волчьих морд у них были белые, чуть вытянутые вперед лица – такие, как лицо на перстне, найденном в подвале музея, и такие, как таинственный «ангельский лик» на старинном надгробии, с которого дядя Борис снимал грифельную копию.
Потом с мыслей о воображаемых неведомых чудовищах Глеб перескочил на мысли об узком тоннеле Роминтского лабиринта и о губной помаде, найденной там, где тоннель выводит к лесу.
Неужели у старого музейного червя была женщина? Трудно себе представить. Возможно ли влюбиться в шестьдесят три года?…
Почему бы нет?
А в пятьдесят три? А в сорок? А в восемнадцать?… Существует ли она вообще, любовь? И отличается ли она от страсти?…
Глеб все глубже погружался в сон. И где-то там, на зыбкой границе, отделяющей фантазию от сна, на самой кромке туманного сновиденного мира Глеб вдруг увидел девичье лицо, и это было лицо Эльзы.
– Я его знаю, это Глеб Корсак из двадцатой школы!
– Я тоже его знаю. Глеб! – окликнул кто-то из ребят. – Уйди с края обрыва, чувак!
Глеб не оборачивался. Он по-прежнему стоял на краю и смотрел завороженным взглядом в темную бездну пропасти. Где-то далеко внизу, среди камней, плескалась вода.
– Корсак, кончай дурить! – снова крикнул кто-то.
Толпа ребят двинулась к нему.
– Не подходите! – резко сказал Глеб.
Ребята остановились.
– Корсак, ты че, ошалел? – снова попытался урезонить кто-то. – Сорвешься же!
– Не ваше дело! – сухо огрызнулся Глеб.
Вдруг толпа расступилась, и, покосившись в ту сторону, Глеб увидел Эльзу. Она прошла, никого не задев ни плечом, ни рукой, с высоко поднятой темноволосой головой. Остановилась в нескольких шагах от Глеба. Насмешливо посмотрела на него, а затем небрежно проговорила:
– Оставьте его в покое. Он все равно не прыгнет.
Глеб криво ухмыльнулся.
– Не прыгну?
Эльза покачала головой:
– Нет.
– А если прыгну?
– Не прыгнешь, – все тем же пренебрежительным, почти презрительным тоном произнесла Эльза.
– Спорим? – предложил Глеб и облизнул языком пересохшие от волнения губы.
Эльза усмехнулась:
– Ну, давай.
– Если я выиграю – ты пойдешь со мной на свидание. – Голос Глеба подрагивал, и ему стоило больших усилий говорить спокойно. – Идет?
– Свидание? – Усмешка Эльзы стала презрительной. – И это все?
– Эльза, не подначивай его! – донесся из-за спины Эльзы девичий голос. – Ты же видишь – он пьяный. Вот возьмет – и правда прыгнет!
Глеб смотрел только на Эльзу и слышал только ее. Но и она не сводила
