все их древние юрисдикции, прерогативы и прочие блага, которыми они пользовались в награду за услуги, оказанные нашим предкам, и которых они лишаются из-за своего бунта. Мы постановляем, что число реестровых казаков уменьшается до шести тысяч, а все те, другие, которым судьба сохранила жизнь, были обращены в хлопов. Мещане наших городов не должны записываться в казаки, не должны выдавать за них замуж своих дочерей под страхом конфискации имущества. Казаки, во главе с коронной старшиной, могут жить только в пограничных городах – Чигирине, Черкассах и Корсуни».
Ясным и очень морозным днем украинские казаки сложили на прозрачный каневский лед свои знамена, бунчуки, булавы и перначи, но это были не те люди, которые бы молча легли в южных боях под турецкими ятагами и татарскими саблями. Началась их новая затяжная игра со смертью, в которой Богдан Великий сумел превратить этот ординационный приговор казацкому сословию в приговор Речи Посполитой, не сумевшей остаться даже Польской Короной.
Хмельницкий с товарищами завалили короля, канцлера, видных сенаторов и нобилей письмами и петициями, и в этой бумажной круговерти о смягчении «Ординации» сумели перетянуть на свою сторону даже нового польского комиссара над казаками Петра Комаровского. Владислав IV, номинальный верховный главнокомандующий Войска Запорожского под давлением магнатов, имевших украинские земли, ответил на петиции: «Казаки своими последними поступками заслужили, чтобы их совершенно уничтожить, но король, по своему благоволению, оставляет их существование. Но чтобы не возникли впредь своевольства и бунты, необходимо дать Войску Запорожскому еще более жестокие и устрашающие ограничения. Мы будем огнем и мечом укрощать своеволие хлопов, когда потребуется».
Королевские грозные слова не спешили превращаться в реальные карательные дела, потому что у казаков были свои союзники в сейме, сенате, правительстве, понимавшие, что запорожский разгром колоссально ослабит Речь Посполитую. Хмельницкого предупредили из Варшавы, чтобы его товарищи по оружию ни в коем случае не давали повода для своего окончательного уничтожения.
Спасению казачества помогла шляхетская алчность. Назначенная польская старшина быстро сообразила, как превратить Войско Запорожское в механизм по получению черных денег. Уродзонные полковники, есаулы, хорунжии записали в шеститысячный реестр только четыре тысячи настоящих казаков и, само собой, без долгих затей добавили в него две тысячи мертвых душ, успешно получая за них совершенно живое и совсем не малое жалованье. Дошло до того, что новая старшина стала задерживать денежное содержание всему реестровому войску, пуская его в банковский оборот за хорошие проценты.
За места в казацкой старшине в Варшаве началась упорная борьба, в которой король и правительство стали за большие деньги продавать должности в Войске Запорожском, и их вместо польских почти рыцарей-патриотов занимали никчемные, бездарные и беспринципные панята, позорящие
