скандалом.
Мама на ровном месте оказалась монархисткой. Все надеялась, может, объявится кто из династии. Бабуленция ругала царизм за крепостное право и с придыханием вспоминала Сталина. Мы, конечно, мощным хором напоминали: «Из-за Сталина повесился твой отец!» Но она каждый раз притворялась, что плохо слышит. Бабуля любит закосить под глушнячок на самом интересном месте.
Прадед повесился в разгар коллективизации. Ночью у него забрали племенных лошадей, а утром его нашли мертвым на конюшне. Мы об этом знали, и бабушка знала, конечно, но все равно пила нашу кровь. Когда она говорила: «Зато при Сталине не воровали!» – мой отец срывался: «Эта старая шалава всегда любила кавказцев!»
Я бабулю понимала: своего родного отца она не успела запомнить, а портреты Сталина всегда маячили у нее перед глазами.
– А мне что коммунизм, что капитализм – пахать да пахать, – Танюха закачала головой, как лошадка, верх-вниз.
Обычно она помалкивает при гостях, а тут еще додумалась, сделала скорбную рожу и громко прошептала маме:
– Ваш-то плохой совсем стал. Не выходить. Я давеча заглянула: «Ты там не помер?» – «Нет еще», – говорить, а сам го-о-товай.
Это она про нашего папу. Он у нас эмигрировал на дачу пару лет назад, в бессрочную творческую командировку. И нечего было про это за столом говорить, дура.
Мама решила замять неприятную тему:
– Ой! Цветочки-то забыли! Сейчас поставлю, – и убежала за вазочкой.
– Какая вкуснота! – говорю. – Котлеты из соседского кролика!
– Ты ешь, ешь, – бабушка стала подбираться к шейной артерии Антона.
Это у нее вампирская поговорочка такая, вы поняли, чтобы аппетит людям портить. Раз пятьдесят точно может сказать «ты ешь, ешь». Но Антон старушку не боится, у него крови – ванна, ему даже полезно кровопускание.
Мама принесла букет, глазки набок скосила, хотела какую-то тему запустить, но не успела. Господин Страхов откусил ее дебютный пирожок и придирчиво рассматривал его на свет в разрезе.
– Ты ешь, ешь. – Старушка показала ему клычки.
– Надо вам у моей мамы рецепт взять, – сделал он заключение и сказал с доброй бабской улыбкой: – У нее тесто всегда изумительное. Не пирожки, а пух. – Я чуть со стула не упала, а он дальше шпарит в мою сторону: – Может научить, если хочешь.
– Да?! А мои что? Плохие?.. – Мама перестала ориентироваться в пространстве.
– Они у вас резиновые и кислые, – демократично сообщил Антон.
– Кисловаты, правда, правда, кисловаты, – сунулась Танюха.
Сущая правда! Отвратные были пирожочки. Кислые, точно, кислые. И твердые. Дрянь, а не пирожки, беспонт. Козе их все отдать.
– Резиновые?! – Бабушка обомлела от такой непосредственности.
Она готовила еще хуже мамы, бесцеремонно портила продукты, но никто из ее мужей ни разу об этом не сказал. Все трое унесли в могилу эту страшную тайну.
– Уж
