Инис Верделл не слышала.
– О! – Канан посмотрел на нее почти возмущенным взглядом, в котором читалось явное недоверие к тому факту, что можно не знать о Белом Менестреле. Но содержательно он ответить не успел, потому что Инис тронула струны лютни.
И целительница тут же сама поняла, отчего она так знаменита. Байлар почти позабыла как дышать. Словно в мире оставалась только музыка – нет, словно сам мир всецело обратился в музыку, и больше ничто не имело значения, ничто не обладало таким совершенным, красочным бытием, и все множество собравшихся здесь душ всецело подчинялись менестрелю с рубиновыми глазами – ее властной силе, ее рукам и ее голосу.
Она пела не только свои песни, но и очень старые, народные – некоторые из них знала даже Байлар. Но в исполнении Инис все звучало иначе. Любая песня становилась иной. Мир становился иным – печаль была глубже, радость была ярче, любовь – прекраснее. Любые самые простые слова становились значимыми, искренними и настоящими.
Байлар с Кананом переглянулись в одинаковом восхищении.
"Она великолепна, этот Белый Менестрель!"
Инис исполнила множество разных песен. Длинную и старую балладу. Потом – какую-то шутливую местную штучку – чтобы слушатели, наконец, оттаяли, посмеялись и пришли в себя. Потом – очень нежную романтическую серенаду, еще на половине которой у большей части зала вымокли все платки. Затем что-то по просьбе гостей. И вдруг без всякого перехода взяла несколько пронзительно-печальных аккордов и стала петь о войне.
Уже расслабившиеся было люди настороженно притихли. Война все еще была раной, все еще больной, незажившей точкой. Восемь лет минуло, но восемь лет – не срок для потери. И для многих иных вещей – не срок. Во всяком случае, не очень-то большой. Люди хорошо помнили войну.
А песня была дерзкая. Печальная, слишком правдивая – до такой степени, когда иной предпочтет отвернуться, отдернуть руку от острых граней истины. И еще, это была песня о маге.
О боевом маге. О вечной битве. Об изорванной в клочья душе того, кого назвали бы героем – но ему уже нет дела до почестей, нет дела до красивых слов. Перед его глазами лишь война – все, что считается правильным. Все, от чего устал до глубины души.
Потому что больно. Ты убиваешь врагов, но ранишь – себя.
Байлар всю жизнь ненавидела боевых магов. Но теперь… Теперь даже где-то в ее душе закипали слезы – к ее досаде, к ее раздражению. К ее печали оттого, что вот он, мир, – устроенный так, что все страдают – по обе стороны границы. И оттого, что не признать этого становилось нельзя, невозможно – даже в угоду собственной ненависти. Хотя бы пока звучит эта песня.
Позади тебя – злая кромешная тьма,
Впереди нескончаемый ждет тебя путь,
Цветом крови окрашена рока тесьма,
Ты с пути не желал свернуть.
Что теперь? За свой бунт обречен заплатить?
И оставит на память война,
Выжжет
