не прилипла, меня Алексей Иванович из Нижневартовска пригласил, можно сказать, снял прямо с работы, в чем мать родила – без всяких вещей, даже документы не успела взять с собой.
– Нy, как же, – обрадовался Марк Семенович, – конечно же, вспомнил, ты там еще парикмахершей работала. Приходила к нам жаловаться на плохую свою жизнь и, по-моему, еще деньги просила.
Эльвира резко поднялась и злобно прошипела:
– Во-первых, я никогда и ни у кого ничего не просила и никогда не буду просить. Это не в моих правилах. А во-вторых, я не парикмахерша, а дизайнер по прическам, деревня вы, Марк Степанович.
– Семенович.
– Все равно.
– Для меня – не все равно. Какая я тебе деревня? Я-то деревню по-настоящему только сейчас увидел, когда по этим, будь они неладны, по этим чертовым регионам начал ездить. Да и родился я тоже не в деревне, а на Украине, в Киеве, а потом всю жизнь прожил в Москве. Два института закончил, один из них, кстати, МИМО, знаешь хоть такой?
– А как же не знаю, знаю, и очень хорошо, у нас директор салона тоже его закончил. Хотя, может быть, и врет, но рассказывает, что тоже нигде не мог после его окончания устроиться на работу, везде говорит, блат нужен. Вот теперь мозолями и занимается. Он его еще МИМО денег называет, – весело рассмеялась она.
Марк Семенович опять погрузился в свои размышления, затем тяжело вздохнул:
– Да, это действительно так, по нашей специальности без блата практически невозможно устроиться по профессии, вот и я… – Он опять задумался, тряхнув головой, как бы освобождаясь от плохих мыслей, стал вспоминать: – А деревней мы называли нашу дачу. – Он улыбнулся, очевидно, вспомнил что-то приятное. – Сейчас там красиво, лес, река, уже, наверное, грибы пошли. Но, посмотрев на Эльвиру, неожиданно взорвался: – Ты что все стакан держишь в руке? Или пей, или поставь, тошно смотреть на тебя.
Она с удивлением взглянула на стакан у себя в руке, как бы впервые увидев его, рассеянно сказала:
– Просто я заслушалась, уж больно интересно ты все это рассказываешь. Я вот, можешь себе представить, почти всю свою жизнь в деревне прожила. И только год назад как в город перебралась, там сейчас и живу. Теперь меня в деревню и на аркане не затянешь, все, дудки, в Москве хочу жить.
Он протянул к ней руку, пытаясь забрать стакан с водкой.
– Слушай, лучше ты не пей, а то, как вчера, опять бузить будешь.
– А вот и нет, не дождешься, назло тебе и выпью. – Она, как бы играя, обвела вокруг рукой со стаканом и, разом опрокинув его, замахала рукой возле лица, – Ну и дрянь собачья, – выдохнула она, – дрянь, да и только, дай что-нибудь закусить.
Марк Семенович нехотя встал, подошел к столу, положил рыбу на хлеб и протянул ей бутерброд.
– На, дура, и завязывай с этим, а то плохо кончишь.
Эльвира опять шумно вздохнула и стала жевать бутерброд.
– Фу, какая гадость, эта ваша заливная рыба, – нарочито кривляясь, произнесла она. Марк Семенович с нескрываемым раздражением и брезгливостью посмотрел на нее. Эльвира же залилась смехом,
