фарфоровым абажуром. Кто-то тяжело прошел за стеной по коридору, – должно быть, истопник, и под лампой нежно зазвенели хрусталики.
Матушка склонила голову над книгой, волосы у нее пепельные, тонкие и вьются на виске, где родинка, как просяное зерно. Время от времени матушка разрезывает листы вязальной спицей. Книжка – в кирпичной обложке. Таких книжек у отца в кабинете полон шкаф, все они называются «Вестник Европы». Удивительно, почему взрослые любят все скучное: читать такую книжку – точно кирпич тереть.
На коленях у матушки, положив мокрый свиной носик на лапки, спит ручной еж – Ахилка. Когда люди лягут спать, он, выспавшись за день, пойдет всю ночь топотать по комнате, стучать когтями, похрюкивать, понюхивать по всем углам, заглядывать в мышиные норы.
Истопник за стеной застучал железной дверцей, и слышно было, как мешал печь. В комнате пахло теплой штукатуркой, вымытыми полами. Было скучновато, но уютно. А тот, на чердаке, старался, насвистывал: «юу-юу-юу-юу-ю».
Неужели раньше люди заводили домашних ежей?
Обыкновенного ежа и в наши дни иногда содержат в домашних условиях, правда, в большей степени для забавы: животное действительно милое, за ним не требуется сложного ухода, он не прихотлив в еде, очень симпатичный, и носик его напоминает миниатюрный пятачок. Но есть одна особенность – ночной образ жизни. Ежу привычнее бодрствовать ночью – в это время он привык охотиться: больше всего ему нравятся личинки насекомых (бабочек, майского жука), может съесть улитку, а если найдет гнездо с яйцами – тоже не побрезгует. Мышь ежику поймать и съесть довольно трудно – разве что мышонка, все-таки рот у этого зверька маловат. Если еж живет в доме, то бычно очень громко топает, когда его отпускают на ночную прогулку по жилищу.
– Мама, кто это свистит? – спросил Никита.
Матушка подняла брови, не отрываясь от книги. Аркадий же Иванович, линовавший тетрадку, немедленно, точно того только и ждал, проговорил скороговоркой:
– Когда мы говорим про неодушевленное, то нужно употреблять местоимение что.
«Буууууууууу», – гудело на чердаке. Матушка подняла голову, прислушиваясь, передернула плечами и потянула на них пуховый платок. Еж, проснувшись, задышал носом сердито.
Тогда Никите представилось, как на холодном темном чердаке нанесло снегу в слуховое оконце. Между огромных потолочных балок, засиженных голубями, валяются старые, продранные, с оголенными пружинами стулья, кресла и обломки диванов. На одном таком креслице, у печной трубы, сидит «Ветер»: мохнатый, весь в пыли, в паутине. Сидит смирно и, подперев щеки, воет: «Скуууучно». Ночь долгая, на чердаке холодно, а он сидит один-одинешенек и воет.
Никита слез со стула и сел около матушки. Она, ласково улыбнувшись, привлекла Никиту и поцеловала в голову:
– Не пора ли тебе спать, мальчик?
– Нет, еще полчасика, пожалуйста.
Никита прислонился головой к матушкину плечу.
