было в реанимации двое суток спустя.
Он завопил.
Ему вкололи слоновую дозу морфина.
Время стало измеряться в Морфинах, а единицей измерения стал «один морфин».
Он приходил в себя и сразу же визжал, осипший от боли. Доктор, дежуривший с заряженным шприцем, тут же вкалывал ему на полкубика больше.
Ади уходил.
Он чувствовал это всем ужасом, который не помещался в его Разум, почти освобождённый от тела. И Ади разозлился на себя. По-настоящему. Так, что Злость завладела Им Всем. Он вцепился в Жизнь зубами, вцепился крючьями в тонкие нити-волоски, соединяющие Его с Ней. Он, очнувшись, обнаруживал стонущего рядом с ним человека. Он сквозь отпускающий холод наркоза пытался понять, что говорит ему этот человек. И понимал. Понимал, что того подрезали. Что рана-то пустяковая.
– Ты на меня посмотри! – говорил Ади. – Мне ещё год через трубку в животе будут говно откачивать! Х*ли ты ноешь? У тебя царапина!!!
Тут обычно наркоз отпускал окончательно. И пока доктор со шприцем спешил из кабинета, прямо за стеной Ади успевал прорычать сквозь боль:
– Живи! Мудак!
Тут боль превращалась в БОЛЬ.
Он открывал глаза и видел, что каталка рядом пуста. Ади делал несколько неаккуратных глотков из специального сосуда.
– Где этот? – усевал спросить.
– Умер, – успевал услышать. И примерно здесь же БОЛЬ.
Ади видел американского актёра Вуди Харельсона. Тот подошёл к кровати и сказал, разведя руки в стороны:
– Mля, чувак! Ты как грёбаный Ларри Флинт!
Причём голос был именно того актёра, который обычно Харельсона дублирует.
Ади видел на соседней кушетке пожилую женщину. Её сбила машина. И она тоже умерла.
Ади вцепился в Жизнь. Вцепился обеими руками и зубами.
Он видел вокалиста астраханских «Поху&деть» Ильдара.
Тот сидел на стуле у изголовья кровати и рассказывал неспешно:
– Короче, такую татуху хочу себе сделать… На всю спину. Короче, прикинь, две огромные руки. В одной руке – всемирный торговый центр. Типа, как косяк. А во второй руке, в ладони – люди там, обломки самолёта… Рассыпавшаяся башня-близнец… Вот. И забивает. Кто-то.
Ади видел каждую веснушку на лице Ильдара. Ильдар улыбался.
Спросил вдруг:
– Не надоело тут в красную икру играть?
И захохотал.
Пока Ади лежал в реанимации, на соседней койке, сменяя друг друга, умерло пятнадцать человек. С ранами куда менее тяжёлыми, чем у Ади.
Ади вырезали часть кишков и половину желудка.
Он вцепился в Жизнь.
И, действительно, очень долго ходил с трубкой, торчащей из живота, по которой выходили фекалии.
В тот день, когда сняли последние швы, у него было отличное настроение.
Он неделю провёл на даче в глубоком
