на высший пьедестал был любимцем в армии от простого пехотинца до короля. «Милосердие и Честь» вывел гравировщик на гарде его шпаги и этим понятиям Капитан следовал всю жизнь. Оказаться рядом с ним в бою было большой удачей, которая единожды улыбнулась мне.
Наша рота мушкетеров прикрывала левый фланг гвардии короля. При атаке вражеской кавалерии мой мушкет заклинило, увидев это, капитан перебросил мне свой клинок, я, можно сказать, «подержался за борт его Ковчега», и успел отразить выпад в свою сторону, пока мои товарищи перезаряжали мушкеты и, наконец, дали спасительный залп. Я тут же вернул шпагу владельцу и Капитан, все это время отбивавшийся от противника только кинжалом, сразу уложил двоих своих оппонентов. Справившись со своим оружием, я снова посмотрел на него, но бой, горячей волной унес Капитана и я, развернув рогатину в сторону гугенотов, с удовольствием отсалютовал своему спасителю. Больше я его не видел.
Через несколько лет Капитан был заколот на дуэли. Я случайно узнал об этом от офицера, бывшего его секундантом. Он рассказал, как умирающий, пристально глядя в небо, улыбался, а перед последним вдохом произнес странную фразу: – Слава Богу, железо, а не вода. Я понял, что Ковчег, выстроенный на отношении себя к людям, через понятный язык оружия и строгих, но справедливых понятий, проплыл в этот момент над ним.
В третий и последний раз судьба свела нас в штате Юта. Я приехал в гости к старому товарищу, давно отошедшему от дел, но сохранившему ясность ума и трезвость рассуждений. Мне была нужна его консультация. Он жил на южной окраине Сейлема, я нашел адрес, но дома его не оказалось. Соседка, весьма говорливая леди, через полчаса расспросов, посоветовала поискать в церкви: – Заодно послушаете нашего Ноя
– Кого? – не понял я.
– Священника – хохотнула она и захлопнула дверь.
Я без труда нашел церковь, шла воскресная проповедь: – И сказал Бог Ною, конец всякой плоти пришел пред лице Мое…
Священник читал очень проникновенно, удивительный тембр его голоса и внутреннее сопереживание тексту усадили меня на скамью. Я перестал искать глазами товарища и завороженно слушал. Весь мир остался за дверью храма или за бортом Ковчега, каждое слово священника было Словом и проникало в сердце. Заканчивая проповедь словами: – Помолимся, чтобы каждый из нас стал Ноем…, он вдруг остановился, поднял глаза к куполу храма, и, глядя на Вседержителя, задыхаясь, прошептал: – Слава Богу, воздух, а не вода. Священник был мертв.
Позже друг рассказал мне о нем. Святого Отца прихожане действительно называли Ноем. Двери дома его всегда были открыты для страждущих спасения по любому поводу. И стар, и млад, входили к нему с надеждой, а покидали с верой. Слово было его оружием, Слово было его ремеслом, сердце его принадлежало всем. Он строил свой Ковчег на отношении себя к Богу, через людей, приводимых Богом к нему.
Я остался на похороны. С утра шел проливной дождь, небо было затянуто низкими, серыми тучами –
