возле лифта Радецкая, еще раз обняв Надю, шепнула ей на ухо:
– Хочу, чтобы ты меня не забывала.
Вернувшись в квартиру, Надя, конечно, открыла футляр, достала подарок и растерялась: это были те самые «Едоки картофеля». Только теперь картина была вставлена в раму из дорогого багета.
Татьяна, рассматривая полотно, поморщилась:
– Какие люди страшные – прямо жуть берет! Ничего себе подарочек… Кто ж нарисовал такое убожество?
– Это копия или что-то вроде, – объяснила Надя. – А работа, скорее всего, Павла, он художник.
– Да-а? – удивилась Таня. – А сразу и не скажешь, на вид вполне приличный парень. И парфюм у него дорогой. – Затем Бровкина покосилась на подругу и добавила тоном знатока: – С древесными оттенками.
Про оттенки запаха она, видимо, услышала недавно и теперь проявила свои знания. Упомянула про парфюм тоже не случайно: сама-то принесла в подарок «Шанель № 5». Даже Елена Юрьевна их оценила, сказав, что это любимые духи ее молодости. А вот Надя так и не успела подарить Татьяне что-то в ответ.
– Прости, – сказала она сейчас и вернулась в гостиную.
Там сняла со стены портрет Холмогорова, протянула подруге со словами:
– Чего ему здесь висеть? Мне уже не пригодится, а ты, если захочешь, найдешь ему применение.
Бровкина помялась, но подарок приняла. И вроде тот ей понравился.
– Значит, мир? – спросила Таня.
Надя кивнула. Они обнялись и расцеловались.
– Давай за это выпьем! – предложила Бровкина.
Вообще-то они и без того всю ночь выпивали и произносили тосты, но Татьяне показалось мало: ей очень хотелось закрепить разорванную когда-то дружбу.
Кстати, во время ночных разговоров выяснилось, что Бровкина приобрела не только новую работу, но и жилье, определенный вес в обществе, а в качестве довеска – самоуважение, которого ей, по ее собственному утверждению, прежде сильно не хватало. После того кошмарного случая, когда… Впрочем, возвращаясь к истоку всех своих перемен, Татьяна при Елене Юрьевне не стала вслух говорить о неприятном моменте, когда лучшая подруга выставила из квартиры собственного мужа и ее саму.
Тогда, оказавшись на улице, Холмогоров наотрез отказался куда-либо идти с Таней и разговаривал с ней настолько грубо, что она заплакала. Ей пришлось тащиться к сестре, которая к тому времени уже не жила в студенческом общежитии, а перебралась в другое, где получила квадратные метры, устроившись на работу в районную администрацию. Жилье Валентины ей понравилось, потому что та жила не в комнатке, а практически в настоящей квартире с собственным туалетом и душевой кабиной. Только кухня была на весь блок одна. Между прочим, блок был небольшой, всего на три комнаты. Кроме Вали, там жила еще одна молодая, вроде сестры Татьяны, специалистка, и женщина с ребенком. В комнате женщины обитал еще Ахмет. Ее ребенок, которому, впрочем, было четырнадцать лет, курил и пил приносимое Ахметом пиво. Нельзя сказать, что Валентина очень обрадовалась приходу сестры, но Таня обещала в самом скором времени
