домой и все исправим!
Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна была забрать из школы бабушка, девочке строго-настрого запретили покидать школу одной, и уж тем более – с посторонними. А Зиночка – девочка послушная и правильная.
– Да ты не бойся! – улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице. – Мы пойдем ко мне домой, и моя бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом живем, сразу за школой, через один дом. И дорогу никакую переходить не надо. И Антонина Михайловна разрешает!
Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие – ходить без приглашения, без родителей в гости к чужим людям?
– Да, да, Зиночка, я разрешаю. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд, – устало и как-то печально-торопливо заверила девочку учительница.
Значит так, на этом ничего не закончилось!
В гардеробе Риточка, переодевая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за первое, что попалось под руку. Попала под ее руку Зиночкина косичка и Рита пребольно ее дернула, вырвав из косицы бант и несколько волосинок.
Ежесекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка изо всех сил старалась загладить уже нанесенный ущерб. Она почему-то взялась застегивать курточку на новой подружке, да так резко дернула застежку-молнию вверх, что защемила кожу под подбородком не успевшей отдернуть голову Зины.
Молнию расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала от огорчения, Зина стоически молчала.
По дороге Рита продолжила изливать поток извинительных речей и, не глядя, куда ступает, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в глаза. Да так скакнула, не заметив лужу, козой шалопутной, что грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…
К тому моменту, когда девочки наконец оказались перед дверью квартиры, в которой проживала с родными Рита, Зина являла собой наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, в подранном, перекособочившемся на один бок фартуке, с развязанным, свисающим, забрызганным черт-те чем бантом на одной косичке и полным отсутствием второго на распустившихся волосах, с наливающейся синевой царапиной под подбородком, в изгвазданных грязищей белых колготках и сапожках, и в куртке, карман которой был оторван с мясом, когда за него ухватилась Риточка, споткнувшись обо что-то у самого подъезда.
А Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!
Ей не перепало ни единой компотной капли и ни единой капли из грязной лужи, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил, за косы и карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой.
Дверь распахнулась, и остатки мыслительного процесса
