нечего было сказать на это, а бывший актер находил нужное слово буквально для всего. Какой человек добровольно назовет себя трусом?
Сэмвел Тарли, должно быть, прочитал мысли по их лицам, глаза его встретили взгляд Джона и метнулись испуганными зверьками.
– Простите… я… – сказал он. – Простите, я не хотел… быть таким. – И тяжелым шагом направился к оружейной.
Джон окликнул его.
– Тебя ранили, – сказал он. – Завтра будет лучше.
Сэм печально оглянулся.
– Нет, лучше не будет, – сказал он, смахнув слезы. – Ничего из меня не получится.
Когда он ушел, Гренн нахмурился.
– Трусов никто не любит, – сказал он неуверенным голосом. – Жаль, что мы ему помогли. Что, если нас примут за трусов?
– Ты слишком глуп, чтобы быть трусом, – сказал ему Пип.
– Неправда! – возмутился Гренн.
– Да что ты? Если на тебя в лесу навалится медведь, у тебя не хватит ума убежать!
– Это я не побегу? – настаивал Гренн. – Да я бегаю быстрее, чем ты. – Он внезапно умолк и нахмурился, заметив ухмылку Пипа, и только тут понял свои слова. Толстая шея его побагровела. Джон предоставил им возможность ссориться, а сам вернулся в арсенал, повесил меч и стащил потрепанную броню.
Жизнь в Черном замке следовала определенному распорядку; утро уделялось игре с мячом, дни предназначались для работы. Черные Братья использовали новобранцев на многих делах, чтобы узнать, на что способны новички. Иногда Джон получал возможность вздохнуть свободно, когда их с Призраком посылали на охоту за дичью для стола лорда-командующего, но на каждый день, проведенный в лесу, приходилась дюжина в арсенале, где Джон крутил точило, пока однорукий кузнец затачивал топоры, затупившиеся после употребления, или качал мехи, пока Нойе ковал новый меч. Иногда он бегал с вестями, стоял на карауле, чистил конюшни, оперял стрелы, помогал мейстеру Эйемону ухаживать за птицами или Боуэну Маршу разбираться в счетах и бухгалтерских книгах.
В тот день командир стражи отправил его к подъемной клети с четырьмя бочонками битого камня. Приходилось разбрасывать гравий по ледяным тропам наверху Стены. Работа одинокая и скучная, даже если тебе сопутствует Призрак, но Джон обнаружил, что ему это безразлично. В ясный день с вершины Стены можно было увидеть полмира, а воздух всегда казался холодным и колким. Там он мог думать, и неожиданно для себя Джон обнаружил, что думает о Сэмвеле Тарли и – как ни странно – о Тирионе Ланнистере. Интересно, как обошелся бы Тирион с толстяком? Люди в основном склонны отрицать жестокую правду, они не хотят обращаться к ней лицом, говорил ему карлик ухмыляясь. Мир полон трусов, которые хотели бы выглядеть героями. Довольно странная разновидность отваги – признаваться в своей трусости, как это сделал Сэмвел Тарли.
Ушибленное плечо мешало делать работу. Джон закончил посыпать дорожки, когда уже завечерело. Он остался наверху, чтобы посмотреть, как солнце, садясь, окрашивает кровью западный небосклон. Наконец, когда сумерки уже сгустились на севере, Джон закатил
