дрожащими руками взялась за крючки и тесемки. Ей казалось, что обе руки у нее левые и на обеих переломаны пальцы, но кое-как она справилась и освободилась от плаща, платья, а потом и белья. Руки и ноги сразу покрылись мурашками. Она не смела поднять глаз, но все же подняла их и увидела, что он смотрит на нее. В его зеленом глазу ей чудился голод, а в черном ярость, и она не знала, что пугает ее больше.
– Ты совсем еще дитя, – сказал он. Санса прикрыла груди руками.
– Я уже расцвела.
– Ты дитя, но я хочу тебя. Тебе страшно?
– Да.
– Мне тоже. Я знаю, что я урод…
– Нет, ми…
Тирион встал.
– Не лги мне, Санса. Я безобразный маленький человечек, но… – (Санса видела, что он подбирает слова), – в постели, когда свечи погашены, я не хуже всякого другого мужчины. В темноте я все равно что Рыцарь Цветов. – Он выпил еще вина. – Я щедр, верен тем, кто верен мне, и доказал, что я не трус. А ума у меня больше, чем у многих других – это тоже чего-нибудь стоит. Я даже добрым могу быть. Ланнистерам, боюсь, доброта не присуща, но какие-то ее крохи во мне есть. Тебе… могло бы быть хорошо со мной.
«Он боится не меньше, чем я», – поняла Санса. Это, наверно, должно было пробудить в ней более теплое чувство к нему, однако не пробудило. Она чувствовала одну только жалость, а жалость убивает желание. Он смотрел на нее и ждал каких-то слов, но слова изменили Сансе, и она стояла молча, дрожа всем телом.
Поняв, что ответа не дождется, Тирион залпом допил свое вино и сказал с горечью:
– Понимаю. Ложись в постель, Санса. Исполним свой долг.
Она взобралась на перину, чувствуя на себе его взгляд. Рядом с кроватью горела душистая свеча, между простынями разбросали розовые лепестки. Санса хотела укрыться одеялом, но он сказал «нет».
Она, дрожа от холода, тем не менее подчинилась, закрыла глаза и стала ждать. Она слышала, как муж снимает с себя сапоги и раздевается. Когда он вспрыгнул на кровать и положил руку ей на грудь, Санса невольно содрогнулась. Она так и не открыла глаз, и каждый мускул в ее теле напрягся. Что он будет делать дальше? Снова прикоснется к ней? Поцелует? Может быть, ей уже следует раздвинуть ноги? Она не знала, что от нее требуется.
– Санса. – Он убрал руку. – Открой глаза.
Она дала обещание повиноваться ему и сделала, как он велел. Он сидел, голый, у ее ног. Под его животом из гущи жестких желтых волос торчал напряженный мужской стержень – единственное, что в нем было прямого.
– Миледи, вы прекрасны, в этом нет сомнений, но… я не могу. Пусть отец провалится в пекло со своим приказом. Мы подождем, месяц, год, зиму – сколько бы ни понадобилось. – Его улыбка должна была приободрить Сансу, но из-за покалеченного носа сделала его лицо еще более уродливым и жутким.
Смотри на него, смотри, говорила себе Санса. Это твой муж. Септа Мордейн говорила, что все мужчины по-своему красивы – постарайся найти в нем красоту. Коротенькие ноги, безобразный выпуклый лоб, один глаз зеленый, другой черный, красный обрубок носа и розовый шрам, жесткая борода из спутанных
