него, как от воина: потом, дымом, железом. Пришел, а что говорить – не знал.
– Здавствуй, мать.
– Здравствуй, сын.
– Хвораешь?
– Сам не видишь?
– Вижу.
Помолчали. Потом князь не удержался, спросил о том, что мучило:
– Ты зачем печенегам отдаться хотела, мать?
Ольга ответила не сразу. Лежала, опираясь на подушки, смотрела на сына. Лгать ей не хотелось. Ложь – грех. А грешить тому, кто одной ногой уже через кромку переступил, – совсем плохо. Но правду говорить тоже не хотелось, потому что знала княгиня: сыну эта правда очень не понравится.
– А зачем ты нас печенегам оставил? – вместо ответа спросила она, приподнявшись на подушках. На недолгое время в ней снова проглянула прежняя Ольга: жесткая, суровая, требовательная. – Умчался за Дунай, бросил мать, детей бросил, вотчину!
– Не бросил, – хмуро ответил великий князь. – Я за себя Ярополка оставил.
– Мал еще Ярополк для княжьего стола!
– Ничего. Пускай учится. А ты ему советом поможешь. До сей поры разве не ты мои земли держала? Не жаловалась. Вон, Вышгород твой, считай, вровень с Киевом поднялся.
– Уже не мой он теперь, Вышгород. Теперь моего в этом мире немного осталось. Теперь всё – твое. И Киев – твой, и Вышгород.
– Киев – Ярополков, – возразил Святослав.
– Твой! Здесь твоя земля. Киев, Вышгород…
– А еще – Итиль хузарский, и Тмуторокань. И булгарские земли. И не Киев теперь град мой стольный, а Переяславец булгарский. Там – сердце земли моей. – И зная, что может потешить его мать, добавил: – Там вина сладкие и фрукты дивные. Туда все пути сходятся. Там до Константинополя – рукой подать. Оттуда потекут ко мне парча да злато, серебро и кони. Там наши кожи да мех, да воск. Все, что родит земля от Новгорода до Киева, знатный доход принесет. И дружина моя сыта будет, сильна и богата. Все вои лучшие ко мне придут. Что нам тогда печенеги? Пыль под копытами!
Не убедил, похоже.
Княгиня бессильно откинулась на подушки. Дышала с хрипом, щеки запали…
– Значит, уедешь?
– Уеду! – решительно заявил Святослав. – Печенегов не бойся. Больше не придут.
Ольга не ответила. Некоторое время оба молчали. Потом княгиня сказала еле слышно:
– Не уезжай, сын. Погоди пока… Пока я умру. Чую: недолго осталось.
– Что ты худое говоришь, матушка! – Святослав коснулся мозолистой ладонью иссохшей, проросшей взбухшими венами руки матери. – Зачем так говоришь?
– Знаю. Обещай, что не уедешь.
– Обещаю, – после паузы произнес великий князь.
– Еще обещай, что похоронишь меня по-христиански.
Святослав нахмурился, заиграл желваками… Но потом все-таки выдавил:
– Обещаю.
Выпустил руку матери и встал.
Ольга
