style="font-size:15px;"> Мой взгляд поднимается от ковра, и озабоченность на его лице отражает то, о чем я только что думала. Крис никогда не причинил бы мне боли. Ну не такой это человек.
– Все хорошо, – отвечаю я на его безмолвный вопрос и делаю шаг вперед, чувствуя, как мягкий ворс окутывает мои босые ноги и ведет меня на середину ковра.
Выражение лица Криса вновь делается жарким и деспотичным, и соски мои напрягаются от его опаляющего взгляда. Я медленно опускаюсь перед ним на колени, его послушная раба, какой еще ни разу не была до этой минуты.
Я уверена: что бы ни произошло дальше, это будет нечто в духе Хозяина и Господина, как в дневниках Ребекки.
Но Крис делает шаг вперед и встает на колени передо мной, одна ладонь ложится мне на щеку, пальцы ласкают кожу, и я моргаю от неожиданности, вижу в его глазах любовь и нежность.
Я накрываю его руку своей.
– Я думала, ты забыл о нежности. Такой жесткий, колючий.
Губы его слегка изгибаются в усмешке.
– Наверное, это ты развращаешь меня.
Я улыбаюсь упоминанию о том, что как-то сказала ему.
– Мне нравится тебя развращать.
– Как и мне тебя. – Его пальцы медленно соскальзывают с моего лица, ладонь гладит голое плечо. – Не двигайся.
Крис встает, идет к портьере и отвязывает от нее атласную ленту. Пульс мой учащается от воспоминания о рисунке, который он однажды нарисовал: я, голая и связанная, на полу. Во рту у меня пересыхает. Я знаю, что он собирается делать с лентой.
Когда он поворачивается ко мне, я вижу в его глазах чувственный голод. Нежного Криса больше нет, зато появился порочный и хищный Крис, преследующий женщину, на которую он положил глаз. И у меня перехватывает дыхание от одной только мысли, что эта женщина – я.
Он садится передо мной на корточки и ощупывает взглядом мою грудь. Воображаемое прикосновение, как бархат, скользит по коже. Соски напрягаются от невидимого трения, и я томлюсь по безумному натиску его рук и губ.
– Сцепи пальцы перед собой.
Он ожидает колебания, я вижу это по его лицу, но я не колеблясь делаю, как приказано. Выражение его лица непроницаемо; он просто обматывает длинную ленту вокруг моих запястий несколько раз, потом завязывает, оставляя длинную полоску шелка волочиться по полу.
Потом наматывает свисающий конец ленты себе на руку.
– Ты в моей власти, ты знаешь, да?
– Это должно было напугать меня?
– Нет, не должно. А если напугало, я сейчас же развяжу тебя.
– А не ты ли мне говорил, что смысл того рисунка, где я вот так же связана, не в зависимости, а в доверии?
Глаза его слегка расширяются, потом сужаются.
– А еще я говорил, что это то доверие, о котором я не имею права тебя просить.
– Тебе и не надо просить, – шепчу я. – Оно уже у тебя есть.
–
