совершенно различные по качеству и художественному исполнению вещи. – Вам стоит только пожелать, и все это, и еще множество прекрасных вещей, будет ваше!
По мере того, как Нина смогла оценить количество собранных в квартире поручника драгоценностей, в душе у нее начал шевелиться червячок сомнения. Она все никак не могла забыть те наветы на отца по поводу присвоения им конфискованных ценностей, которые ей довелось услышать во время последней поездки в Москву.
Поэтому первым делом, вернувшись от поручника, она поставила отца в известность о подозрительной коллекции, собранной его адъютантом. Якуб немедленно предпринял проверку, и оказалось, что поручник, пользуясь своим положением, как раз и занимался конфискацией ценностей именем генерала Речницкого. На этом и чувства адъютанта, и его карьера пришли к понятному концу.
Обо всем случившемся необходимо было поставить в известность Москву. Тем более что у генерала в связи с возникшим скандалом по поводу драгоценностей появилась одна идея: разоблачение адъютанта надо тщательно замять, осторожно пустив слух о подозрениях в адрес генерала. И пусть контрразведка достаточно открыто установит за ним наблюдение. Вдруг интересующие нас персоны клюнут на эту приманку?
На связь с Центром Речницкий должен был выходить ежемесячно, но при необходимости это можно было делать и чаще. При этом функции Нины как радистки на деле сводились к тому, что она садилась на место шофера, и они с отцом выезжали куда-нибудь в глухой лес. Там сержант-радистка, забросив на деревья антенну, сбрасывала свои функции на генерала – она стояла «на стреме», пока отец работал на ключе, что у него получалось гораздо лучше, чем у нее. Впрочем, оказалось, что не зря в Нину, еще не отошедшую от пеллагры, вдалбливали осенью 1945 года радиодело. Отец частенько снимал наушники и говорил ей:
– Так, а теперь ты поработай. Нужно принять сообщение из Центра.
Девушка наилучшим образом справлялась с этой задачей благодаря хорошему музыкальному слуху и безупречной памяти.
Регулярные выходы в эфир были небезопасным занятием, потому что польская контрразведка всерьез ловила запеленгованную рацию, устраивая облавы на дорогах (что очень похоже изображено в фильме «Семнадцать мгновений весны»). Поэтому Нина старалась помочь отцу как можно быстрее развернуть рацию, залезала на дерево, забрасывая антенну повыше, а по окончании связи столь же быстро сворачивалась, садилась за руль и, следуя указаниям отца, гнала машину на предельной скорости прочь. Они никогда не уходили с места выхода в эфир тем же маршрутом, что прибывали туда.
При проверке на постах Нина «включала дурочку», изображая капризную панночку:
– И долго мы еще будем стоять?! Ты генерал или не генерал, в конце концов? Ну и как хочешь! Вот я сейчас вылезу и останусь тут, в лесу! – тоном обиженной на весь свет избалованной девочки заявляла она, и в самом деле вылезая из машины, чтобы в случае необходимости взять патруль в два огня. – Пусть меня кабан съест, тогда
