были благие – чтобы Нью-Йорк не жил по представлениям маленького городка Оклахомы и наоборот.
С первого взгляда казалось справедливым избавление от единого определения «непристойности». Предполагалось, что каждая локальная община может решить для себя, что является непристоем. Но для любого общенационального издания отсутствие единого критерия обрекало его на суд самой консервативной общины, по самому жёсткому критерию. То есть издатель должен быть озабочен тем, чтобы не оскорбить самых консервативных людей и таким образом сделать своё издание полностью выхолощенным, ибо чуть в журнале появится нечто, оскорбляющее самую консервативную общину, как сразу издателя можно будет судить за публикацию непристойности. При таком законе главенствующим определением непристойности становится самое его нетерпимое и жёсткое определение.
Нечто подобное наблюдается теперь при торжестве политической корректности, когда любое самое крохотное сообщество людей может посчитать для себя оскорбительным любую шутку, сатиру, пародию. И поэтому каждый издатель должен соизмеряться с мнением бесчисленного количества группировок, групп, чтобы никого не оскорбить, а группок этих теперь бездна: от гомосексуалистов и толстых людей до психопаток-женщин и любителей животных.
Теперь «политическая корректность» – это новая форма цензуры, которая запрещает пародию не по отношению к общеизвестным общественным деятелям, а по отношению к группам лиц, национальностям, религиозным течениям, расам и прочим. Главное, чтобы никого не обидеть, а что касается свободы слова, то она, мол, потерпит во имя мирного сосуществования.
Именно поэтому до сего дня задача Хастлера – нарушать все табу и смеяться над всем, даже самым святым. После катастрофы Challenger именно появилась шутка о летящих кусках мяса, показывались фотографии абортированных зародышей, обсуждался вопрос, где испражняются городские бездомные, обхохатывалась женская трагедия ампутации грудей при раке, исследовался вопрос о применении жира, который высасывается при операции на толстых, масса карикатур, посвящённых педофилии, – самые бестактные шутки и темы являются материалом для Хастлера. Он стал общественным барометром – чуть возникает в обществе животрепещущая тема, к которой относятся с подчёркнутой серьёзностью и возвышенностью, как сразу она снижается Хастлером, который как бы приводит общественное сознание в состояние равновесия, не позволяя ни одной теме витать в облаках, а опуская её на землю (10).
Подобным, но домотканым издевательством над помпезной пустотой советской идеологии пользовался и я, когда с друзьями и подругами брали порнографические фотографии и делали к ним подписи, вырезанные из любой передовицы в Правде. Удивительным образом любая, наугад взятая фраза, оказывалась исключительно к месту и становилась ужасно смешной под ебущимися телами.
При всей своей бесцеремонности и беспощадности Ларри Флинт недавно отказался печатать фото обнажённой
