составляет одну минуту, а для другого – один день. Однако человеческая мораль стремится ввести жёсткие ограничения. Или вовсе перепрыгивая через ограничения, мораль сразу устанавливает запрет – например, на половую жизнь католического священника. Именно поэтому католические священники, которые поистине соблюдают этот запрет, должны быть самыми больными. И этим психически больным даётся право пастыря, пастуха, лидера. Потому-то эти больные ведут за собой стадо в пропасть вины, самоуничижения, греха и прочих смертоносных чувств.
Католические священники – это крайний пример жизни с полным запретом сексуального наслаждения, а те, что проповедуют не полный запрет, а жёсткие ограничения – тоже хороши.
Таким образом, сексуальная мораль есть ни что иное, как реестр сексуальных ограничений и запретов, вызывающих большие или меньшие болезненные явления у повинующихся им людей. А у тех, кто им не повинуется, эти болезненные явления усугубляются дистанционным подавляющим действием морали – то есть чувством вины.
Жить счастливо можно только вне сексуальной морали.
Бьёт дюжина часов, и с последним ударом красавица Золушка в роскошном платье превращается в замарашку, одетую в рваньё.
Потрясает спазма, последняя из полдюжины – и прекрасная влекущая пизда превращается для тебя в безразличную плоть.
Можно ли это называть иначе, чем злым волшебством?
Но ведь тело и душа Золушки остаются неизменными до и после двенадцатого удара, она лишь начинает стыдиться возникшей неприглядности своего вида.
Но ведь и пизда никак не изменилась после окончательной мужской спазмы. Она лишь спряталась между сжатых ног, застыдясь исчезновения своей привлекательности для принца.
Но принц разыскал Золушку по её маленькой ступне, и Золушка снова оказалась в роскошных одеждах и стала вдобавок принцессой.
Так и пизду снова разыскало между ног всемогущее желание и выставило её на обозрение всему королевству. И если для одного мужчины с последней его спазмой принцесса превращалась в Золушку, то для остальных, ещё не доживших до своей полуночи, она по-прежнему виделась и влекла как прекрасная принцесса.
Если пизда доступна многим, то она всегда кому-то желанна, и её привлекательность не прерывается.
Можно ли назвать пизду иначе, чем доброй волшебницей?
Чёрно-белые фотографии можно назвать зимними.
Цветные фотографии – летними.
А порнографические – на все времена.
Смысл кокетства состоит в том, что женщина жаждет принадлежать многим, тем самым гарантируя и ощущая свою непрерывающуюся, постоянную привлекательность, которая не может длиться непрерывно и долго для одного мужчины.
В Америке – snowman, в России – снежная баба. Почему у американцев не snow woman? Почему у россиян не «снежный мужик»?
Округлость
