Я тут за углом, в подворотне на Болгарской, «ильинских» видел. Борьку Жирного и Пугача с кодлой …
– Вот сволоты, – зажегся Слива, вскочив с булыжника, – гайда, братва, втемяшим гадам кудою ходить надобно.
***
Лакей провел семейную пару в охотничий зал. Хлоя удивилась, обнаружив участников вчерашнего ужина в полном составе. Почти в полном. С весьма озабоченным видом, держались они сдержанно. Надежда Владимировна, бледная как праздничная скатерть, сидела рядом с супругом. Опустошенным взглядом женщина разглядывала стену. Ваган Шахинович же, расположился на диване. Дымил сигарой, стараясь выглядеть расслабленно. На против двери, без перерыва пыхтя и вздыхая, сидел нотариус Ханис. Он тревожно озирался на супругу, расположившейся на стуле рядом. София, время от времени тихим голосом успокаивала супруга: «Ша, Мойшик, сиди ровно не чешися!» Или: «Не порти воздух, ща подойдем!» По этим репликам не трудно было догадаться, Михаил Леонидович вернулся в этот дом против своей воли. Мадам Ханис настояла на повторном визите. Фраза хозяина дома о доступе к материальным ресурсам, всю ночь не давала ей покоя. Итогом стали усталые мешки под красными от бессонницы глазами и оттеки на, и без того, пухлой физиономии.
Супруг Хлои, Павел Гордеевич, оказался схож с трусливым нотариусом. Вечером, вернувшись, домой с заседания клуба «Мясоедов», господин Рышкану закрылся у себя в кабинете. Когда же гувернантка, пригласила супругов на вечерний чай, он, с выпученными от гнева глазами, заявил:
– Больше никогда, слышите, никогда не говорите мне о еде! Никогда!
Хлоя попыталась его успокоить:
– Как пожелаешь, дорогой.
Получив неожиданное согласие на свое абсурдную просьбу и не найдя достойного возражения, Павел Гордеевич, быстрым шагом, несколько раз обошел гостиную. В конце концов, остановившись перед супругой, нервно повторил:
– Никогда!
Женщина придала своим темно-карим глазам выражение полного смирения. Края пухлых губ опустились, в знак сочувствия и сожаления. Ее гримаса возымела нужное действие. Истерика супруга прекратилась.
– И вообще! Эта … дичь в доме Талёр, этот ужас разбудил во мне, как это ни странно, творческий порыв. Хотя, ничего странного! Художнику необходим разнос. Немедля, сию же минуту я сажусь за поэму. И не смейте мне мешать!
Он вернулся в кабинет, бормоча:
– Это будет шедевр! Не какая-то там «милая вещица», а грандиозное, эпохальное произведение.
Через полчаса Хлоя заглянула в кабинет супруга. Без удивления обнаружила его крепко спящим. Мужчина скукожился на узком диване, укрывшись шерстяным пледом.
Утром, за завтраком, Павел Гордеевич заявил, вчерашнее приключение не более чем фантазия художника и наотрез отказался возвращаться в дом Талёров. Но Хлоя, уже знала, как его уговорить:
– Дорогой, ты должен благодарить судьбу за выпавший шанс. Не каждому творцу выпадает жребий оказаться в самом центре столь драматических событий. Летописцы древности нарочно участвовали в самых жестоких событиях
