не сопротивлялась, она села в милицейский уазик и тут же засунула свой зонт, орудие преступления, глубоко в сумку. Через две минуты они подъехали к ее дому, и она попросила остановиться.
«Спасибо, до свидания», – сказала Ева и скрылась в подъезде, все еще дрожа от холода и от ужаса.
Только здесь, при слабом освещении, она заметила бурые пятна на рукаве плаща, это была кровь. К горлу подкатила тошнота, когда Ева пыталась стереть следы своего преступления зонтом, и наконец она буквально содрала с себя плащ перед тем, как войти в квартиру. Родители еще не спали. Они ждали Еву.
«Долго же ты сегодня. Есть будешь?» – спросила мать. Но отец, как всегда, с насупленными бровями бросал на дочь неодобрительные взгляды и ворчал:
«Вырастили эгоистку, воспитали на свою голову. Ни с кем не считается, никого и в грош не ставит. Второй час ночи, она домой является, и не стыдно!»
«Гоша, перестань. Завтра можно это высказать, чего сейчас-то заводиться. Иди ложись, я скоро приду», – мать пыталась успокоить отца, и не дать разгореться скандалу.
В их семье никогда не было мира и покоя. Евин отец, Егор Васильевич Ерофеев, был директором крупной судоверфи, личность известная и уважаемая в городе. Он прекрасно руководил огромным предприятием, был умен, сметлив, но чрезвычайно строг.
Подчиненные его побаивались, но уважали, так как при всей своей строгости он был справедлив и не бранился по пустякам.
Но зато дома он учинил полный домострой. Жена и дочь являлись тоже его подчиненными, и относился он к ним гораздо строже, чем к работникам на заводе. Особенно перепадало Еве. Ее он строжил безбожно с самого раннего возраста. Мать заступалась за дочь, как могла. Ева хорошо училась в школе, занималась спортом, да еще и музыкой, играла на фортепьяно, но отец всегда называл ее лентяйкой и бездельницей и говорил, что ничего хорошего «из этого пустоцвета не вызреет».
Тем не менее, Ева прекрасно закончила школу, и сама сделала свой выбор, поступив в местное культурно-просветительное училище на театральное отделение, попутно закончив и музыкальное училище, директором которого была ее мама, Наталья Игоревна Ерофеева.
Правда, артисткой Ева быть не собиралась. Она изучала теоретические основы театрального искусства и мастерства и после окончания училища сначала немного преподавала, позже попробовала себя как помощник режиссера, а потом стала сама принимать участие в спектаклях, подыгрывая и аккомпанируя на рояле или фортепьяно, где это было необходимо по ходу действия.
Вот и в этот вечер она была задействована в спектакле «Маскарад» по Лермонтову, где играла на рояле замечательные вальсы Шопена и шустрые мазурки. Она была бы дома вовремя, не проспи она свою остановку и не попади в эту кошмарную переделку, о которой ей и вспоминать-то было жутко. Но не объяснять же это все отцу. Ева нехотя поела и молча ушла к себе. В эту ночь ей не спалось.
«Кто он, этот несчастный, убитый мною?» – думала она, лежа в темноте с открытыми
