никогда не прощать предательства, даже самым близким. Еще вопросы есть?»
«Нет, Егор Васильевич. Вы исчерпали мое любопытство», – и Ева подозвала бортпроводницу. – «Извините, мне нужно пересесть, я зря поменялась местами».
«Девушка, вы что, серьезно? Свободных мест у нас нет, а менять я вас больше ни с кем не буду. Сидите здесь», – ответила та и удалилась.
Ева всю дорогу спала. Она больше не проронила ни слова и даже не попрощалась с отцом, выходя из самолета. Она чувствовала, как тот был весь пропитан ненавистью к ней, и она ощущала это почти физически.
* * *
Наступила зима, слякотная серая и дождливая, как осень. Ева была дома одна, Станислав проводил большую часть времени в театре, и ей было тоскливо. Что-то тревожило ее с утра. Около полудни раздался звонок в дверь.
«Кто бы это?» – подумала Ева и открыла.
В дверях стоял дородный незнакомый мужчина, который, едва поздоровавшись, спросил: «Вы Ева Урбенич?» И получив утвердительный ответ, продолжил:
«Вам надлежит поехать со мной. Меня Егор Васильевич прислал за вами. У вас дома кое-что произошло, но они вам сами все объяснят. Поехали, у нас мало времени».
Ева испугалась, она подумала, что несчастье с ее мамой и, не раздумывая, бросилась за мужчиной вниз по лестнице, кое-как одевшись и захлопнув за собой дверь. Внизу их ждала машина, на заднем сидении которой сидел еще один человек. Еву это не смутило. Она села на переднее сидение рядом с водителем, волнуясь и трясясь от нехороших предчувствий. Они отъехали совсем недалеко от Евиного дома и вдруг свернули в противоположную сторону.
«Нам не туда, куда вы едете?» – спросила Ева, испугавшись не на шутку.
«Нам туда, и вам туда, спокойно, птичка», – проговорил водитель, и Ева не успела и рта открыть, как ей зажали рот и нос.
Последним ее ощущением был стойкий пьянящий запах эфира, который она глубоко вдохнула, резко дернувшись и потеряв сознание.
Очнулась она на полу в маленькой полутемной комнатушке. Ее бил озноб, горло нестерпимо болело, и голова раскалывалась на части. Ева попыталась сесть, опираясь на слабую, плохо ощущаемую, словно ватную руку и огляделась. В другом углу комнаты лежал грязный полосатый матрас, стояла табуретка и на ней стакан с водой.
Ей нестерпимо захотелось утолить жажду, и она почти ползком добралась до табуретки. Два глотка воды прошли через ее горло так, будто она проглотила раскаленные мелкие гвозди. Ева тихо застонала и повалилась на матрас. В комнате было окно, плотно закрытое снаружи проржавевшими ставнями, и дверь, но у нее не было сил до нее добраться. Она лежала и ждала, когда кто-нибудь появится и объяснит ей, в чем дело.
Ждать ей пришлось долго. Обессилившая женщина засыпала и просыпалась, с трудом проглатывала по глотку воды и опять забывалась тяжелым болезненным сном. Никто к ней не приходил, и ей стало казаться,
