Я вновь услышал их голоса, где-то далеко сохранённые в собственном сознании.
– Эй, Максим, ты как? Переутомился, да жара ещё… – промолвил брат.
Казалось, будто бы я нахожусь в кукольном доме, а все окружающие меня люди – куклы, которыми управляют при помощи ниток. В такой момент весь мир становится серым, словно беспросветная вода, лишающая тебя последней надежды. И ты в безвыходном положении медленно, но верно опускаешься на дно, протягивая руку к угасающему наверху свету. Тьма и одиночество.
Я приподнялся с дивана, осматривая мать с братом. Живые, говорят, дышат. В груди словно вновь загорелось когда-то угасшее пламя, непривычно обжигая моё сердце.
– Сына, что же ты так? Видать твои усердные подготовки к диплому так сказались. Отдохни, ты заслужил. Так и угробить себя можно, – сказала мать, погладив меня по лбу.
– Да, пожалуй, жара. Утомился видать… – сказал я, не веря в происходящее.
Неужели некий Харон творит чудеса, давая надежды на новую жизнь таким сычам, как я? Не знаю, значит буду пользоваться и наслаждаться слепым неведением. Чудеса, счастье… В своём мире я в него не верю, я верю лишь в реальность, суровую и холодную, которая заставляет маленького мальчишку грубеть и холодеть. Я боюсь своего счастья, утратив все надежды в своём мире, я боюсь в него поверить и вновь потерять.
Мы продолжили общение. Где-то внутри, в сознании меня ещё пробирала немыслимая дрожь от мысли, что это всего лишь очередной сон, после которого я проснусь разбитым и разлетевшимся на осколки, замкнутым и погрязшим в свои мысли. Я боялся оказаться на своём диване, в тёмной комнате, закрытой от света тёмными шторами, под люстрой, которая словно копившая мои переживания, погрязла под слоями пыли. Боялся вновь остаться один и бездумно смотреть в пожелтевший от сигаретного дыма потолок, ожидая одинокой смерти.
Я не скрывал радость, но держал её в узде. По крайней мере, я всё ещё здесь, брат и мать тоже.
– Артём, когда ты отъезжаешь в часть? – спросила мать, заваривая нам чай.
– Через четыре месяца, пока идёт сбор добровольцев и их отправление, – промолвил брат.
Меня осенило. Сейчас, пока он здесь, я могу сделать всё, чтобы спасти его. Однако мать и сам брат наверняка не оценят моего решения, но для своей цели я должен был отказаться от всего, что влекло меня в эти же года в своём мире.
– Знаешь, Артём, я отправлюсь с тобой, зная твои манеры, за тобой нужен глаз да глаз, – сказал я, стараясь выговорить это быстро.
Встрепенувшаяся мать, чуть не выронив из рук чайник, словно обомлела и посмотрела на меня с сердитым лицом.
– Как это? А твоя учёба? Для чего она была нужна? Диплом, медаль? Что, неужто хочешь, чтобы все твои перспективы закрыли перед тобой двери, пока ты будешь служить? – нервно затараторила мать.
Знала бы она, что ни медаль, ни
