бы честный, отец сейчас был бы дома, – сказала я. – Поехали к нему.
– Мурена, – сказал мне прокурор, без приветствий и вступлений, он явно, ждал меня. – Твоему Деду, вменяется четыре огнестрела со смертельным, и грозит ему, как ты понимаешь, не мало.
– Но ты же знаешь, что все это фуфло! В этом беспределе, Дед не замазан.
– А, по моему выходит, что очень даже замазан, – нахально ответил прокурор и положил передо мной материалы дела. – Вот, смотри. Экспертизы, заключения, показания свидетелей. И состояние аффекта не проканает. С такими обвинениями, все адвокаты города не смогут тебе помочь, – вальяжно говорил он.
«Ублюдок, ты тоже решил нажиться, за мой счет».
Я рассматривала материалы дела, разложенные передо мной. Из них следовало, что отцу светит лет 15-ть, а то и 20-ть. Они даже свидетелей нашли. Су. и! И адвокат, действительно, вряд ли, чем-то сможет помочь.
– Я тебя слушаю, – нагло сказала я.
– Ну, ты ведь, не хочешь, чтобы остаток своих дней, твой отец провел в камере, – ухмылялся прокурор.
– Сколько? – дерзко спросила я.
– Не очень много, – нагло сказал прокурор. – Дачу Деда. Зачем она вам теперь?
Дача Деда – двухэтажный деревянный дом, отделанный резьбой ручной работы, находящийся в лесополосе, среди дубов и берез. В доме – сауна, бассейн, во дворе озеро с лебедями… Чудесное место и стоит оно, как три коттеджа в нашем городе.
– У тебя рожа не треснет? – так же нагло, спросила я.
– У меня нет, – самоуверенно ответил прокурор. – А вот Дед, до звонка, вряд ли, доживет.
«Дачу захотел? Будет тебе дача!»
– Хорошо, – спокойно сказала я. – Сейчас ты, закрываешь дело Деда, да так закрываешь, чтобы оно случайно снова не открылось, – я зло посмотрела на него.
– И сейчас же, выпускаешь Деда. Мы едем к нотариусу, я пишу дарственную.
– Разве дача записана не на Марка? – спросил он.
– Нет! – резко ответила я.
После гибели сыновей и бизнес и все свое имущество, отец переписал на меня.
«Ни хрена мне в этой жизни больше не нужно», – сказал он тогда, я не стала с ним спорить, видя в каком состоянии он тогда находился.
– Сначала нотариус, потом Дед, – сказал прокурор.
– Мы – не на рынке! Хорош, торги устраивать! Не хочешь так, не будет, вообще, ни как, – этот урод уже порядком меня достал.
– Хорошо, – ответил прокурор.
Через час Марк был дома, полностью реабилитированным.
Мы с прокурором поехали к нотариусу.
– Когда думаешь там быть? – спросила я, подписывая дарственную.
Он с удивлением и презрением посмотрел на меня.
– Собака у меня там, – пояснила я. – Забрать хочу.
– Ну, я думаю, завтра вечером, часам к десяти, можешь подъехать, – брезгливо ответил он.
Он, вероятно, гордился собой. Ни хрена себе, у Гретмана
