страха, скорее благоговение – и отчаяние оттого, что это место пытается сказать мне нечто важное, а я не понимаю языка, на котором оно говорит со мной!
Не знаю, долго ли я так сидела, безуспешно пытаясь вникнуть в суть этого мистического послания, как вдруг в моих ощущениях произошла резкая перемена. Я насторожилась. Меня о чем-то предупреждали, но вот о чем именно – этого я тоже не понимала…
И тут послышался топот копыт. Кто-то с бешеной скоростью скакал по дороге оттуда, куда лежал мой путь. Лес вокруг моего островка ожил. Масса невидимых глазу существ, до сего мгновения наблюдавших за мной, уползали, улетали и убегали прочь.
Но я не чувствовала страха – я лишь знала, что должна быть готова, должна ждать…
На залитой лунным светом дороге показалась лошадь. Грудь и плечи ее были покрыты хлопьями белой пены. Всадник так внезапно натянул поводья, что животное вскинулось на дыбы, молотя по воздуху ногами.
Всадник-оборотень!
Лошадь громко заржала и снова встала на дыбы, но Всадник тут же усмирил ее. И тогда я смогла рассмотреть гребень его шлема… Я вскочила на ноги, сбросила с себя коврик и побежала, протягивая руки и крича:
– Херрел!
Он спешился и пошел мне навстречу.
13
Зверь становится человеком
Представьте, что вы бредете один по заваленной снегом дороге, дрожа от холода и слушая завывания ветра, как вдруг – о чудо! – во мраке зимней ночи видите светящиеся окна жилища! Дверь распахивается, и хозяин гостеприимно машет рукой, приглашая усталого путника разделить с ним тепло очага. Вот как я чувствовала себя сейчас.
– Херрел!
Я звала его и тянула к нему руки, как тогда в шатре, когда на несколько мгновений соединилась с другой Гиллан.
Вдруг в воздухе между нами змейкой взвилась зеленоватая дымка, а когда она исчезла…
Когда я видела этого зверя в последний раз, он, распластавшись на скале, готовился растерзать Гончих Ализона. Теперь глаза его смотрели только на меня. Он глухо зарычал, обнажил острые, не ведающие пощады клыки…
– Херрел!
Я попятилась. Серебристая кошка припала к земле, готовясь к прыжку, а я смотрела ей в глаза – в глаза моей смерти, не осмеливаясь повернуться к ней спиной. На поясе у меня висел охотничий нож, но сталь была мне здесь не помощник. Как знать, быть может, и другое мое оружие окажется не более эффективным, чем тростинка против меча, но это все, что у меня есть.
Я, не моргая, смотрела в глаза, в которых не было ровным счетом ничего человеческого. И все же где-то там, внутри этой звериной оболочки, прятался человек. И если я отыщу его, возможно, мне удастся его разбудить. Уж лучше встретиться лицом к лицу с разъяренным человеком, чем с голодным зверем, устроившим на тебя охоту.
«Херрел, Херрел, – мысленно взывала я к нему. – Херрел…»
Ничего не произошло,
