при Союзе…»
– А теперь спиной! – рявкнула Екатерина Андреевна и, схватив пациента за плечи, развернула его лицом к зеркалу.
Вдох.
«Слава богу, хоть на спине нет!… На семьдесят пять он не выглядит… Но татуировки, фу, мерзость!..»
Выдох.
«Ой, да он же… Мамочка!… Точно, бандит!… Вот ужас-то…»
Вдох.
«А мой что, лучше?… Проклятый инсульт… Толку что моложе…»
Выдох.
«Сколько это уже?.. Сколько он прикован к постели?..»
Вдох.
«Три? Господи, три года уже… А этот смотри-ка!.. Подтянутый, с деньгами… Откуда, кстати… Стоп, а это что?..»
– Сидели? – спросила вдруг Екатерина Андреевна.
Развернувшись, старик-пациент смотрел на нее сверху вниз, причем не только из-за разницы в росте, из-за которой Екатерину Андреевну, все еще за глаза, но вот уже лет двадцать как, все, даже санитарки, называли Шпингалетиной. Пациент тяжело дышал, хотя в этом не было необходимости: докторша уже вынула из ушей наушники стетоскопа.
Ну что с такой сделать? Послать? Это никогда не поздно, вот только кроме как на врачей, которых старик презирал не меньше, чем педерастов, – в тюрьме и те, и другие норовили залезть если не в задницу, то в глотку, – надеяться было не на кого. К тому же за полтора часа скитаний по провонявшим медикаментами коридорам поликлиники он оставил врачам восемьсот леев. Любой его ровесник – а все они, в отличие старика, были нищими пенсионерами – имел право на полный медицинский осмотр – бесплатно, согласно полису обязательного медицинского страхования, гарантирующего престарелым толкотню и обмороки в многодневных очередях.
Но старик ждать не мог, и приходилось терпеть. И безжалостные поборы учуявших запах денег врачей, и холод больничных кабинетов, и даже вопросы, за которые на зоне принято отвечать тому, кто спрашивает.
– Сидели, я спрашиваю? – повторила Екатерина Александровна и поправила очки.
Ну, это уже слишком!
– Вы же сами видите, – засипел старик, кивнув подбородком на татуировки, – может, подробности хотите? Пожалуйста: количество куполов означает…
– Меня не интересует – перебила Екатерина Андреевна – что это там у вас означает.
– Что же вам надо? – растерялся старик.
– Можете хоть зарубки ставить, как Робинзон Крузо, – все больше распалялась пульмонолог, будто не расслышав вопроса пациента, – год – зарубка, еще год – еще зарубка. Я, мой дорогой, почти тридцать пять лет в медицине, и мне достаточно моих ушей и стетоскопа, чтобы выслушать амфорическое дыхание. Подозреваю – после туберкулеза. Одевайтесь!
Она гордо уселась за стол, взяла ручку и чистый бланк.
– Как, говорите, ваша фамилия?
***
– Касапу!!!
Крик охранника Санду был достопримечательностью кишиневской
