наполняю и саму Анну решительностью. – Она к тебе, дураку, шла, жизнью, можно сказать, рисковала, а ты тут ее не пойми в чем обвиняешь, да храни тебя Господь. Травница она, ясно? Как мать ее. Знает, какая трава от какой хвори, а ты, дубина, марш в постель! А то ишь, выздоровел, смотри-ка, – подгоняя мужа чуть ли не пинками, Катерина вышагивала уверенно вперед.
Только Анна знала – все это сейчас не для нее. И хотя она и была благодарна Катерине за защиту, но не смела обманываться. Заступаются за нее сейчас только потому, что помощь нужна. А как нужна не станет, сами дрова на кострище соберут.
– А ты что замерла? Иди давай, плохо ему совсем, не видишь, что ли, мерещится что-то, – бурчала Катерина, а Анна кивнула, подбежав к кровати.
За теплую воду у кровати Анна тоже была благодарна. Видимо, не один раз лекарь приходил. Наспех ополоснув руки, Анна вытерла их, поворачиваясь к пациенту.
– Ты молитву-то читай, – нахмурился Герард, – а то кто ж вас знает, травниц этих. Мне что ведьма, что травница, один черт.
Анна улыбнулась, справляясь с дрожью.
– Ave Maria, – осторожно наклоняясь и разглядывая белки глаз Герарда, без запинки начала она, – äiti maan lapsien…
После непродолжительного осмотра Анна поняла, что оказалась права. Серая кожа, неоднократная рвота, режущая непрекращающаяся боль под ребрами, что стала отступать лишь несколько минут назад, учащенный пульс да и то, что все это началось сразу после активного «лечения» вином с пряностями, наводили Анну на определенные мысли. Болезнь, что еще не известна науке и не изучена, но Анна чувствовала ее в органе, который никогда и в глаза не видела. Мечтой Анны было хоть одним глазком взглянуть на вскрытие мертвого тела, но в их глуши таким никто не занимался. Осторожно ощупывая живот Герарда, Анна прислушалась к своим ощущениям. Этот орган стонал и задыхался уже давно, но, ослабленный недавней простудой, что доктор и принял за лихорадку, да и нагруженный сверху «лекарствами», он зачахал. К счастью Анны, похоже, самое страшное осталось позади. По сути Герард, несмотря на то, что его же родные его чуть и не добили, справился с кризисом сам.*
Такого даже мать Анны в своей практике не встречала. Обычно болезнь забирала у нее много сил, заставляя денно и нощно носить с ключа воду, в ночной тишине заговаривая ее. Все же не обычные они травницы.
Удовлетворенная осмотром, Анна потянулась к пузырькам с отварами и сушеным пучкам трав.
– Три дня ничего не есть, пить только воду, – отчетливо проговорила она, привлекая внимание Катерины, – воды можно побольше. Совсем невмоготу будет – бульона слабого, шестой варки, остальное сами съедите, без него. Всю грязь убрать, держать комнату в прохладе, – Анна ухватила самый большой пучок и протянула его Катерине, – это шалфей. Отвар из него начнешь давать на третий день, вместе с пижмой и гибискусом. А из сухого другой отвар сделаешь. Чтобы Герард над паром дышал. У него от простуды еще тут осталось, – положив руку на грудь, Анна отняла ее, – да и все вроде. Что где забудешь, приходи. Главное – есть ему не давай, нельзя. А остальное
