старается спрятать: на кой черт Господь изобрел пенис, клитор и вагину?
Она усмехнулась уголком рта. Сервас пробежался взглядом по картинам: несомненно, Тимотэ Хозье чувствовал себя здесь в своей стихии…
«А ты-то сама, – подумал он, – у тебя-то что за парафилии?»
– Он страдал также пигмалионизмом, то есть сексуальным влечением к статуям, в его случае религиозным…
– Он получал лечение?
– Да. Когнитивно-поведенческую терапию и антиандрогенные гормональные препараты. Я прописывала ему и препараты против импульсивности, из линейки антидепрессантов.
– Можно получить копии назначений? – спросила Циглер.
– Не вижу связи с убийством.
– Мы стараемся не пропустить ни одной детали, – спокойно ответила Ирен.
Сервас заметил, что Габриэла Драгоман осторожно на нее взглянула.
– Он часто приходил на прием? – не унималась Ирен.
– Раз в неделю, всегда по вечерам.
– Почему по вечерам?
Психиатр снова усмехнулась.
– Это был его выбор. Ему нравилось появляться поздно. Он любил эту обстановку, рассеянный свет, мои картины… Он легче раскрывался, когда наступала ночь… Как некоторые цветы. Летом мне приходилось даже задергивать шторы.
– Вы знали, что он занимался наркодилерством? – спросил Сервас.
Габриэла Драгоман перевела глаза на него.
– Да. Конечно, знала. Он ведь и сам употреблял свой товар в больших дозах. Можете не сомневаться, из-за этого возникали большие проблемы с медикаментами. У Тимотэ не было от меня никаких секретов…
Сервас представил себе блондина и блондинку лицом к лицу, в окружении огромных полотен с распятиями, черных стен и металлических колючек, ночью, в молчании бункера-пещеры – и его пробрала дрожь.
– В таком случае он мог поведать вам что-то такое, чего не сказал бы никому, но что могло иметь отношение к его смерти, – напомнила Циглер. – Были ли у него враги, боялся ли он чего-то или кого-то… Не чувствовал ли себя в опасности.
Габриэла Драгоман покачала головой и выпустила струйку дыма.
– Я ничего об этом не знаю, но вы правы: будь оно так, он бы обязательно мне сказал.
– Доктор, – неожиданно вмешался Сервас, – ваш дом очень красив и полон прекрасных вещей. Я видел ваш автомобиль. Психиатрия так хорошо оплачивается?
Она пристально на него взглянула. С таким холодным презрением ему редко приходилось сталкиваться, и он почувствовал, как внутри поднимается гнев.
– Я вдова. Мой муж был человеком… скажем так, успешным… Он сорок лет управлял одним из крупнейших предприятий продовольственной промышленности Франции. В те времена никакие нормативные акты не препятствовали обогащению посредством отравления населения. Если бы рак признали одним из средств массового уничтожения, моего мужа вполне могли бы отдать под суд за преступление против
