в этой области так: «Если уж говорить о себе, то я считался неплохим оратором. Выступал всегда без текста, а чаще всего даже без конспекта»[119]. Дмитрий Трофимович Шепилов, с 1930-х гг. имевший опыт работы как в аппарате ЦК ВКП(б), так и в Академии наук СССР, попытался типологизировать все выступления Хрущева. Остроумие, сарказм и ехидство не помешали Шепилову сделать при этом интересное заключение: «Если бы Хрущев был образованным человеком, если бы он обладал элементарной культурой и простейшей школой марксистского [читай: системного. – К. А.] мышления, он мог бы быть великолепным оратором»[120]. Две оценки таких разных людей. Насколько они объективны?
«Язык имеет» – столь лаконично в 1930 г. оценили ораторские способности Хрущева военные специалисты [121]. Московская парторганизация встретила новичка более скептически. Так, в июле 1931 г. на заседании бюро Краснопресненского райкома, по воспоминаниям одной из участниц, «говорил Никита Сергеевич запинаясь, зачастую неправильно произнося слова»[122]. Его инструктаж на собрании пропагандистов города Москвы один из участников оценил схожим образом: «Хрущев говорил очень путано и невразумительно»[123]. На III областной и II городской московской партийной конференции 2329 января 1932 г. Хрущев затянул свое выступление и пришлось просить зал о продлении времени[124].
Однако постепенно Никита Сергеевич освоился и начал выступать более уверенно. Одно из собственных выступлений первой половины 1930-х гг. запомнилось Хрущеву как своеобразный ораторский экзамен перед Сталиным. Вместе с Кировым Никите Сергеевичу поручили выступить «на чьих-то похоронах на Красной площади в Москве». Понимая всю важность и ответственность момента, Каганович посоветовал своему протеже основательно подготовиться к траурному выступлению, т. к. Киров считался одним из лучших партийных ораторов. Когда Хрущев выступил, Лазарь Моисеевич подошел к нему, поздравил с блестящим выступлением и передал слова, якобы сказанные Сталиным: «С Кировым рядом выступать тяжело, а Хрущев выступил хорошо»[125]. Трудно сказать, чего было больше в сталинских словах – одобрения или скрытой иронии. Несомненно лишь то, что сталинский экзамен Хрущев выдержал.
Став первым секретарем Московского комитета партии, Хрущев продолжал оттачивать свое ораторское искусство. По подсчетам американского историка У. Таубмана, в 1935 г. Хрущев произнес 64 речи на митингах и собраниях, в 1936 г. – не менее 95[126]. Можно сказать, что работая в Москве, Никита Сергеевич основательно поднаторел в публичных выступлениях.
В официальных изданиях давались стандартные оценки простых людей по поводу общения с Хрущевым. Бригадир одной из районных МТС свои впечатления от беседы с Хрущевым осенью 1936 г. выразил так: «Простыми, понятными и какими-то особо доходившими словами говорил он о том, что уже сделано, чего добились колхозники, трактористы, доярки, льноводы, и что еще нужно сделать» [127].
Однако уязвимые
Там же. С. 93.
Шепилов Д.Т. Непримкнувший. С. 278.
Личное дело комиссара запаса Н.С. Хрущева. Аттестация за период с 21 июля 1930 г. по 1 сентября 1930 г. / публ. Добрюха Н. // Российская газета. 08.10.2004. URL: http://www.rg.ru/2004/10/08/hruschev.html (дата обращения: 03.04.2018).
Пономарев А.Н. Н.С. Хрущев: путь к лидерству. С. 19.
Соловьев А.Г. Тетради красного профессора. С. 170.
Пономарев А.Н. Н.С. Хрущев: путь к лидерству. С. 22.
Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. Кн. 1. С. 92.
Таубман У. Хрущев. С. 123.
Трактористы-двухтысячники. Опыт работы лучших стахановских тракторных бригад Московской области / под ред. Т.Р. Ворошилова. М.: Московский рабочий, 1937. С. 197.
