а твоя.
Я понимаю, о чем вы говорите, Мистер Уайт, но… – Джейн стояла в отделении интенсивной терапии спиной ко мне и говорила по мобильному телефону. – Я знаю, сэр, я все прекрасно понимаю. Просто мой ребенок попал в отделение интенсивной терапии, и… – она замолчала, переступила с ноги на ногу и кивнула. – Хорошо. Я понимаю. Спасибо, мистер Уайт.
Она положила трубку и покачала головой, вытирая глаза, прежде чем снова повернуться ко мне.
– Все в порядке? – спросил я.
– Просто рабочие дела.
Я коротко кивнул.
Мы стояли неподвижно, глядя на нашу дочь. Каждый вдох давался малышке с трудом.
– Я не могу, – прошептала Джейн, ее тело начало трястись. – Я не могу просто сидеть здесь и ничего не делать. Я чувствую себя такой бесполезной.
Прошлой ночью мы думали, что потеряли нашу маленькую девочку, и в тот момент я почувствовал, как все внутри меня начинает разваливаться на кусочки. Джейн тоже плохо справлялась с происходящим и так и не сомкнула глаз.
– Все в порядке, – сказал я, хотя и сам в это не верил.
Она покачала головой.
– Я на это не подписывалась. Я никогда не хотела детей. Я просто хотела стать адвокатом. У меня было все, чего я желала, а теперь… – Джейн продолжала ерзать. – Она умрет, Грэм, – прошептала моя жена, скрестив руки на груди. – У нее слишком слабое сердце. У нее не развиты легкие. Она даже не живет, а лишь существует, да и то благодаря всей этой дряни, – она махнула рукой на машины, подсоединенные к крошечному телу нашей дочери. – И мы просто должны сидеть здесь и смотреть, как она умирает?! Это жестоко.
Я ничего не ответил.
– Я не выдерживаю. Прошло почти два месяца, Грэм. Разве ей не должно было стать лучше?
Ее слова раздражали меня, а ее уверенность в том, что наша дочь уже не жилец, вызывала у меня отвращение.
– Может, тебе пойти домой и принять душ? – предложил я. – Тебе нужно сделать перерыв. Сходи на работу, это поможет тебе немного отвлечься.
Джейн переступила с ноги на ногу и поморщилась.
– Да, ты прав. Мне нужно многое наверстать на работе. Я вернусь через несколько часов, хорошо? Потом мы поменяемся местами, и ты сможешь сделать перерыв, чтобы принять душ.
Я молча кивнул.
Она подошла к нашей дочери и посмотрела на нее сверху вниз.
– Я еще никому не говорила, как ее зовут. Это глупо, правда? Говорить людям ее имя – она ведь все равно умрет.
– Не говори так, – огрызнулся я. – Надежда еще есть.
– Надежда? – Джейн с удивлением посмотрела на меня. – С каких пор ты веришь в лучшее?
У меня не было ответа, потому что она говорила правду. Я не верил ни в знамения, ни в надежду, ни во что-либо подобное. Я не знал имени Бога до того дня, когда родилась моя дочь, и чувствовал неловкость от одной мысли, чтобы вознести ему хотя бы одну молитву.
Я был реалистом.
Я верил только
