сердце ушло в пятки.
Когда мне было три года, родители решили уехать из Иркутска. Выбор нового места жительства был спонтанным, родители решил уехать туда, где тепло и много фруктов – на Украину.
Из Иркутского периода моей жизни в памяти осталось немного.
Помню как мы с моим другом с первого этажа, четырехлетним Вадиком уходим из дома и идем по улице взявшись за руки. Навстречу нам идут люди, возвращающиеся со смены с авиазавода. Наша дружная парочка привлекает их внимание, и кто-то из них привел нас домой, где нас уже потеряли. Года через два, после нашего отъезда из Иркустка, Вадик умрет от малокровия, и это будет моя первая потеря в жизни, которую трудно было понять.
Еще я помню раннее утро, кухня едва освещена слабым солнечным светом, родители еще спят, а я, едва дождавшись рассвета, в одной рубашке, пробираюсь по холодному полу на кухню и ем ложкой застывший в кастрюле кисель.
Помню сибирскую зиму, – холодно и снежно, я пытаюсь скользить на детских лыжах, но они сбиваются с ноги, и я через шаг падаю.
Помню, как нахожу в секретном отделении швейной машинки пачку презервативов и бегу во двор, чтобы порадовать ребятню солидным запасом надувных шариков. Часть балонов я успеваю надуть, прежде чем приходит смущенная мама и реквизирует весь пакет.
Помню, как мы с бабушкой со свечами в руках ходим по кругу под печальное пение невидимого хора, от которого хочется плакать и бежать вон. Но затем густобородый дородный старик в богато расшитой ризе дает на маленькой ложечке что-то удивительно сладкое и эта сладость затмевает все дурные переживания. Только значительно позже, я понимаю, что в памяти запечатлился момент моего крещения, в той самой церкви, что стоит сразу за оградой бабушкиного дома в сосновой роще, которую все называют скитом, и даже почтовый адрес хранит это старинное, чудом сохранившееся в эпоху советского новояза название: «Роща-скит 7».
Это островок совершенно особенной жизни под боком у деревянного храма среди высоких сосен на холме, был моим небольшим миром, имеющим свои естественные границы: с одной стороны стоял мост, с проезжающими мимо автомобилями, с другой церковь, а между ними заросшее камышом болото, населенное утками и лягушками. Всюду росла черемуха, но меня прежде всего интересовали грибы, которые я собирал один без всяких инструкторов и подсказок, безошибочно выбирая только те, что были съедобны. Бабушка запекала грибы в духовке, с кухни от них шел густой мясной запах, но я не помню, чтобы когда-нибудь их ел – для меня гораздо важнее был сам ритуал сбора грибов, со всеми причитающимися атрибутами: плетеным лукошком и перочинным ножичком.
Бабушка работала медицинской сестрой в детском туберкулезном санатории. Иногда она приносила с работы гематоген, и это было моим любимым лакомством, если не считать мороженого, которым меня баловали гораздо реже. Бабушка была строгой женщиной, хотя любила меня и позволяла густо мазать
