Всеволодовича. Арендовал на три дня «Камелот». Страшно представить, сколько моих зарплат он отдал за аренду.
– Вообще чужие деньги считать нельзя. – Люська не хотела его обидеть, но Илья Васильевич, неверно истолковав её слова, обиделся.
– Думаешь, я старый завистник и мне не дают покоя его миллионы? Нет, Люда, я не завидую Всеволоду. Я тридцать четыре года работаю в конторе, люблю свою работу, и как банально не прозвучит, жизнь готов за неё отдать. У меня же ничего больше нет. Живность? Так я их вижу в лучшем случае час-полтора в сутки. Друзья? Не обзавёлся. Родственники? Сами понимаете, общение с родственниками не моя тематика. Есть только работа. И есть деньги, которые я там получаю. Деньги, – повторил Илья Васильевич, повернувшись лицом к гостинице. – Живу на них скромно, почти бедно. А тут вдруг гостиница в горах – своеобразный шик. Мелочь, конечно, для Всеволода, пыль, но другим такие щедроты не по карману.
Развернувшись, Илья Васильевич не спеша пошёл в сторону высокой ели, ссутулился, руки сунул в карманы пальто.
– Он и в прошлом году с кислым лицом сидел. Улыбнулся бы хоть для разнообразия.
– Его уже не переделать. Пошли, – я сделал несколько шагов и взгляд сам собой метнулся на одно из окон на втором этаже.
Всё произошло довольно быстро, буквально за секунду, но, тем не менее, я хорошо успел разглядеть в окне женское лицо. Придерживая рукой занавеску, женщина смотрела на меня, а когда взгляды встретились, молнией отпрянула от окна. Сейчас там слегка покачивалась занавеска.
– В каком номере остановилась тётя Шура? – спросил я у Люськи.
– У-у… На третьем этаже…
– Не-е, тогда не подходит. Слушай, то окно не Ёлкино?
– Которое?
Я уже хотел вытянуть руку и указать на оконце, как внутри что-то оборвалось и тело бросило в жар.
– Глеб, ты чего? О каком окне ты говорил, Глеб!
– Не может быть, – шептал я.
– Ты меня пугаешь.
– Это мой номер, Люська, – крикнул я, сорвавшись с места. – Мой номер!
– Подожди. Глеб, да остановись, что случилось?
В холле я чуть не налетел на Феликса. Он опять собирался выйти на улицу, и когда я дёрнул на себя дверь, состроил такую гримасу, как будто я пытался его убить. На лестнице я встретил отца.
– Глеб, ты мне нужен.
– Не сейчас, пап.
– Глеб, постой, – кричала из холла Люська.
Пани Вержвецкая вышла из своего номера; моё шумное появление заставило её насторожиться и спешно прижаться спиной к стене.
– Что за бестактность и неорганизованность!
Наплевав на её ворчание, я рывком распахнул дверь, уставившись на занавеску. Всё верно, минуту назад именно от этого окна отстранилась женщина в белом. Не уверен, что она полностью облачена в белые одежды, но на голове у неё точно была белая косынка или платок. Но что ей здесь понадобилось,
